Катса посмотрела на эту женщину, посмотрела в ее спокойное лицо и умные глаза и ответила на вопрос, который увидела в этих глазах.
— По рассказал мне правду о своем Даре.
— Он, должно быть, очень тебя любит, — сказала королева так просто, что Катса вздрогнула. Она понурила голову.
— Я очень разозлилась, — сказала она, — когда он впервые мне сказал. Но я… отошла от гнева.
Это описание было жалкой пародией на то, что она чувствовала, и Катса сама это знала. Но королева не отрывала взгляда, и Катсе подумалось: эта женщина понимает кое-что из того, что она не сказала.
— Ты выйдешь за него замуж? — спросила королева так прямо, что Катса снова вздрогнула, но на это у нее был готов такой же прямой ответ. Она посмотрела королеве в глаза.
— Я никогда не выйду замуж, — сказала Катса.
На лбу королевы появились морщинки удивления, но она ничего не сказала. Помолчала, потом заговорила.
— Ты спасла жизнь моему сыну в Монси, — сказала она. — И снова спасла ее сегодня. Я никогда этого не забуду.
Она встала, наклонилась и поцеловала Катсу в лоб, и в третий раз после появления этой женщины Катса вздрогнула от удивления. Королева повернулась и вышла из комнаты, шурша юбками. Когда дверь за ней закрылась и Катса уставилась в пустоту, где только что была мать По, образ Лека снова возник в ее сознании.
Глава тридцать шестая
Когда Медведь, Рэд и еще несколько матросов потянули за веревки, поднимая на борт гроб Лека, Катса забилась в самый дальний угол палубы. Ей так хотелось не иметь к этому никакого отношения, хотелось даже, чтобы веревки порвались и тело Лека рухнуло в воду, чтобы его разорвали на части морские чудовища. Она забралась на мачту и села в одиночестве среди снастей.
В путь к берегам Монси отправилась внушительная группа венценосных особ. Здесь была не только королева Биттерблу — ее сопровождали также принц Скай и король Pop. Дочь его сестры, как заметил Pop, была еще совсем ребенком. Но даже если бы она не была так мала, ситуация в стране слишком тяжелая. Все королевство — во власти обмана, народ верит в добродетели своего повелителя и в то, что принцесса больна, слаба, возможно, даже безумна. Маленькая королева не могла так просто отправиться в Монси, объявить, что теперь власть принадлежит ей и разоблачить мертвого короля, которого в королевстве просто обожали. Биттерблу нуждалась в опоре и наставнике. На обе роли Pop подходил как нельзя лучше.
Pop решил послать Ская за По. Сильверна Pop послал на другом корабле в Миддланды, чтобы забрать дедушку Тилиффа и привезти его домой. Остальных сыновей Pop отослал домой к их обязанностям и семьям, игнорируя настойчивые уверении в том, что их долг сейчас — быть в Рорионе и вести дела короля. Вместо этого Pop поручил управление государством своей королеве, как поступал, всегда, когда обстоятельства заставляли его покинуть трон. Королева справлялась блестяще.
Катса день за днем наблюдала за Рором со своего места среди корабельных канатов. Она привыкла к звуку его смеха и добродушным речам, которыми он располагал моряков к себе. В нем не было ничего серого, не было полутонов. Он был так же красив, как По, и так же самоуверен и при этом вел себя так властно, как у По ни за что бы не получилось. Но — это открылось Катсе постепенно — он не был опьянен своей властью. Может, ему никогда в голову и не приходило помочь матросу натягивать канат, но он с интересом стоял рядом с ним, пока тот натягивал канат, и задавал вопросы о канате, о его работе, о доме, о матери, об отце и двоюродном брате, который однажды целый год рыбачил в озерах Нандера. Открытие поразило Катсу своей новизной: этот король смотрит на своих подданных, а не поверх их голов и видит не только себя.
Катса быстро привязалась к Скаю. Время от времени он, тяжело дыша, забирался на мачту, и всякий раз, когда корабль опускался на волнах, в его широко распахнутых серых глазах плескался смех. Он садился рядом, и хотя никогда не чувствовал себя на мачте так же комфортно, как она, но сидел спокойно и удовлетворенно — на редкость приятное общество.
— После знакомства с твоей семьей я подумала, что По — единственный среди вас, кто умеет молчать, — однажды сказала ему Катса, после того, как они некоторое время сидели, не говоря ни слова.
Улыбка озарила его лицо.
— Я могу мигом завязать разговор, если хочешь, — сказал он. — И у меня есть к тебе тысяча вопросов. Но я подумал, что если бы тебе хотелось говорить, ты бы говорила, разве не так? Вместо того чтобы забираться сюда, рискуя разбиться насмерть каждый раз, как мы поднимаемся на волне.