– А вот так. Зачем мертвяка в деревню волочь?
– Вы же сами сказали, что он жить будет! – от злой обиды перехватило горло. Да что же эта ведьма ее морочит?!
– На болоте будет жить, в другом месте – нет.
– Это почему?
– Потому что здесь я его сторожу! – Старуха обернулась, и змея уставилась на Асю внимательным, совсем человечьим взглядом.
– А мне что делать? – спросила Ася растерянно.
– А вот сажай товарища своего на закорки и за мной тащи. – Ведьма усмехнулась, змея закрыла глаза, положила треугольную голову ей на плечо. – Путь неблизкий, а я тебе в этом деле не помощница. Старая я уже…
Может, ведьма и была старой, да только скакала она по невидимой тропе так резво, что Ася за ней едва успевала. Сил не было вовсе, теперь ею двигало только упрямство и страстное желание довести начатое до конца. Несколько раз ноги подгибались, тогда девушка падала на землю, лежала так несколько минут и снова поднималась, взваливала на плечи летчика и, до крови кусая губы, уже ничего перед собой не видя из-за мутной пелены слез, шла вперед.
Наверное, именно поэтому произошедшие вокруг перемены она скорее почувствовала, чем увидела. Почва под ногами вдруг перестала пружинить, а воздух наполнился уже почти забытой свежестью. Девушка смахнула с глаз слезы, подняла голову.
Остров! Посреди Гадючьего болота возвышался самый настоящий, поросший березами и соснами остров. Большой или нет, Ася понять не могла, она, точно завороженная, не сводила взгляда с крохотной, вросшей в землю избушки, притулившейся на самом краю острова.
– Упертая! – послышался над ухом скрипучий голос. – Дотащила товарища своего. Ну раз дотащила, так и быть – помогу. Да не стой столбом, в хату неси!
В избушке было темно, сквозь мутные стекла света внутрь проникало совсем чуть-чуть. Ася постояла немного, зажмурившись, давая глазам возможность привыкнуть к темноте.
– На землю его клади, товарища своего, – скомандовала старуха. Сама она уже суетилась у печи, от которой волнами шло благословенное тепло.
– На землю? – переспросила Ася.
Пол в избушке и в самом деле был земляной. Утрамбованный, чисто выметенный, наверное, холодный.
– Вон рогожу подстели! – Старуха кивнула на припечек, где лежала небрежно свернутая и не особо чистая рогожа. – Делай, что велю! – прикрикнула она. – Ничего с ним теперича не сделается.
Придерживать летчика и одновременно стелить рогожу было тяжело, но отчего-то именно сейчас Асе не хотелось его отпускать. Она справится. И не с таким справлялась.
– За дровами сходи, – приказала старуха. – Березовые бери, от них жар лучше.
Дрова были сложены в аккуратную, почти истаявшую за зиму поленницу, рядом стояла колода с воткнутым в нее топором. Представить, что их неожиданная спасительница сама колет дрова, было сложно. Наверное, ей кто-то помогает. Вот только кто, если про этот остров никому не известно? А может… – от неожиданной догадки радостно забилось сердце – а может, старушка не одна на острове, может, именно здесь и скрываются партизаны?
Ася, как и было велено, набрала березовых поленьев, плечом толкнула дверь избушки, вошла внутрь.
Старуха суетилась у печи, а на Асино появление отреагировала новой командой:
– Ведро бери и за водой иди.
Ведро стояло тут же, у двери, но вот никакого колодца Ася перед домом не видела.
– А где…
– На озеро иди! – Старуха не дала ей договорить. – Навошта на болоте колодец?! За хатой – озеро.
Озеро было маленькое, почти идеально круглой формы, с лаково-черной поверхностью. Глубокое, наверное… Ася спустилась к берегу, зачерпнула в ведро воды и поспешила обратно к избушке.
– Тебя только за смертью посылать. – Старуха с неожиданной для ее тщедушного тела силой подхватила полное ведро, перелила воду в большой чугун, чугун сунула в печь. – Скоро уже, – сказала, вытирая руки о юбку. – Что стоишь? Телогрейку скидай, упаришься!
В протопленной избушке и в самом деле было жарко. Ася сняла телогрейку, пристроила ее на стоящую вдоль стены лавку, вопросительно посмотрела на хозяйку.
– Как зовут-то? – вдруг спросила та, и гадюка на ее шее с любопытством вскинула голову.
– Ася. Анастасия. А вас?
– А меня? – Старуха усмехнулась. – А не помню! Называй Шептухой, я не обижусь.