— И Ани нечего делать у тебя, — сощурился он.
Отражение тяжело вздохнуло, Рэн печально посмотрел брату в глаза.
— Ани нечего делать здесь, — услышал он прямо в своей голове.
Оглушающий шепот, в котором сливалось множество голосов. Мужских и женских, звонких и детских, сильных и слабых, скрипящих, старческих, здоровых, больных. Ласковых, жестоких, добрых, злых…
Мучительный, отвратительный звук, заживо раздирающий его на части.
— И ты, дитя, скоро вернешься ко мне.
Дитя? Ральф расхохотался. Горький смех смел эхо чужих голосов, стало немного легче.
Как давно он ждал этого момента, чувствовал, догадывался? Нет, знал. Знал, что он всегда рядом. Слушает, наблюдает, присматривает. Прячется в темноте, мягким туманом стелется в ночных кошмарах, но молчит.
Он так хотел ответов, и теперь бездна говорит.
— С чего бы это? — выгнул Ральф светлую бровь.
— Люди, — губами Рэндольфа улыбнулся Эдинбург. — Они всякий раз вас предают. Нас предают. Я покажу.
Зеркало подернулось рябью, он еще не видел, но угадывал свой силуэт. Он, и не он. То же лицо, только будто моложе. Те же глаза, но другой, немного рассеянный взгляд. И почти та же форма, только вместо имперского орла буквы на груди.
Что-то капнуло на белый фарфор раковины. Ральфа качнуло, он недоуменно опустил голову вниз. Откуда кровь?
— Ты сопротивляешься мне, мальчик мой.
Он схватился за голову, та грозила немедленно разорваться на части. Падала на пол кровь.
— Ральф!
«Николас? Черт, разбудил…» — искреннее сожаление немного скрасило боль.
Горестно вздохнула рядом тьма, и он перестал сопротивляться, отдался ей. Она умеет быть нежной, он знал это как никто другой. Он уже терял в ней свое сознание.
Глава 4
Ральф недовольно жевал бутерброд. Нет, бутерброд был вполне себе ничего. Свежий хлеб, масло и два толстых куска ветчины и сыра. Недоволен он был не завтраком, а собой. Как он умудрился проспать весь вечер, а затем и всю ночь?
— Ты устал, — Ник пододвинул к нему баночку с джемом.
— Спасибо, — буркнул Ральф и под внимательным веселым взглядом друга намазал варенье прямо на сыр.
Интересно, он задал последний вопрос вслух, или Николас по его лицу догадался, какие мысли терзают друга?
Завтрак подходил к концу, большой длинный стол второго курса был полупустым. Впрочем, рядом с ними в принципе старались не задерживаться. Даже в столовой. Это, к слову, не огорчало ни Бонка, ни Фостера. Забавно, что оба они опоздали к началу учебного года, и обоих сокурсники встретили одинаково «радушно». Установившийся нейтралитет их более чем устраивал. Боятся, уважают, а что до дружбы…она была не нужна. Им хватало друг друга.
До появления рядом Николаса, Ральф даже не понимал, насколько был одинок.
— Вкусно? — с каким-то умилением в голосе спросил его Фостер.
— Нормально, — подтвердил он.
Ник тихо рассмеялся, сделал глоток кофе, отставил кружку. Достал из кармана сложенный вчетверо пожелтевший, будто от времени листок и протянул его Ральфу.
— Это что? — Бонк недоуменно смотрел на торчащий неровный край бумаги. Явно откуда-то выдранный, хоть и достаточно аккуратно.
— Это в некотором роде твое везение, — Николас довольно улыбнулся.
— Интересно в каком таком некотором? — сощурился Ральф.
— Тебе повезло со мной, — пояснил Фостер.
Ральф развернул бумагу, быстро пробежал по ровным строчкам глазами и почти сразу нашел свое имя. Лист включал фамилии на «Б», и Ральф Бонк значился здесь между Биремом и Бруксом. Не было таких фамилий на его потоке, да и список был написан от руки ровным каллиграфическим почерком, сейчас уже так и не пишут почти. В этом списке был упомянут Ральф Бонк — старший, отец его матери и его родной дед.
Похоже, Николас наведался в архив самостоятельно. Потому что кое-кто отсыпался за них двоих. Удивительно, но он не просто ничего не слышал, он даже снов не видел. Провал. Вечером лег, утром встал.
Ладно, теперь-то чего? Выспался зато на год вперед. И чувствует он себя на удивление бодро, хотя от слишком долгого сна могла и голова заболеть.
Болеть голова…
Ральф нахмурился. Что-то неприятно кольнуло его изнутри. Он запил это ощущение горячим сладким чаем. Дожевал бутерброд.
— Хм, — промокнул губы салфеткой. — Действительно, повезло. А личное дело ты там, часом, не нашел?
— Личного дела в архиве нет, — Николас посмотрел на наручные часы. — Больше того, твоего деда нет в списках выпускников и нет ни в одной описи.
— А это тогда что? — Ральф сложил листок обратно, спрятал в карман на груди.