Не поверили ему, думали – колокола льет. Нет, однако, и другие квартиранты больше трех суток не выживали, такое беспокойство. Вот и не стал никто в нем жить. Да будь он проклят, чтобы за свои деньги житья не иметь! А от какой причины эта возня – никто объяснить не мог. Потом-то уж лакеишка этот разъяснил.
А ему плохо пришлось, так плохо, что хуже и некуда: совсем спился, не за грош пропал. Не прошло ему злодейство его. Затосковал, стал пить. И на местах служил, не без дела был, а вот замучила тоска, он и принялся пить. Ну, как запил, его в шею: кому нужен пьяный лакей? А тут он давай пить и пить. Пропился догола. Оборвался, обтрепался, в опорках – хитрованец настоящий. Все шлялся по кабакам, стрелял. Вот тут он и делал разъяснение насчет этого шума, возни этой.
– Это, говорит, покойный барин, князь Хилков, Брюсову книгу ищет. Это он возню поднимает. – А сам плачет. – Я, говорит, всему причина, я погубил барина через свою собственную дурость.
И рассказал, как он жил у князя Хилкова, как задумал сделаться волшебником, как книгу Брюсову украл и сжег и как через это князь повесился.
– Тут, говорит, во всем виновата моя глупость, несоображение. Князь хотел на Брюса экзамен сдать, так он ведь для этого учился, науку проходил. А я, говорит, без всякого учения хотел постичь волшебство. Вот, говорит, в чем моя ошибка была! – И все плачет…
Ну, подносили, кто рюмку, кто шкалик… Тоже ведь жаль человека, да уж и стар был, седой весь… Так он и околачивался по кабакам. Что это за житье? Хуже собачьего! И подумаешь, ему ли не житье было? Все готовое, жалованье хорошее… Живи себе, не тужи. А вот по глупости сунулся не в свое дело и человека погубил, и сам на мучение пошел… дошатался, на улице и помер. Кто же виноват, как не сам?
Записано от картузника Семена Кондаршева, лет пятидесяти.
3
Говорят, будто целая семья, семь душ, повесилась в этом доме. Будто жил один человек с женой и пятеро детей было. И вот этот человек фальшивые деньга делал, а дети и проболтались – все малютки были. Полиция и дозналась. Пришла арестовывать. Двери заперты извнутри. Сколько ни стучались – не отворяют. Взломали дверь Смотрят – висят муж, жена и пятеро детей. Будто в газетах писали об этом.
Рассказывал в харчевне неизвестный мне рабочий.
4
Про этот дом рассказывают на разные лады, вот будто по ночам кто-то ходит по комнатам, стонет. Говорят, муж жену зарезал, а сам застрелился. А за что – не знаю. И вот после этого никто не хочет жить в этом доме.
Рассказывал укладчик дров на дровяном складе, Андрей Яковлев.
Слышал еще до войны, будто привидение по ночам ходило в дому. Все в белом, а мужчина или женщина – разобрать нельзя. И был приказ, чтобы полиция подкараулила. Вот стали караулить. Смотрят – идет. Тут давай палить в него из револьверов. Зажгли огонь. Никого нет, а пули на полу лежат. Ну, может, было что другое, а на привидение повернули. Да мне это ни к чему. Люди говорят – слушаешь, не заткнешь уши.
Рассказывал водопроводчик С. Менков.
5
Давно знаю этот домина, лет тридцать – все пустует, все порожняком стоит. Никто жить в нем не хочет от беспокойства… Покою нет.
Слышал – такое тут дело: будто, как полночь – музыка и заиграет похоронный марш… настоящая взаправдашняя музыка. Ну, играет вовсю… А как дадут свет – нет никого, ни единой души… Погас свет – опять началась музыка… Ну вот, это беспокойство и есть, а прочее все спокойно, никакого скандалу нету. Конечно, какой сон при музыка? Ну вот, по такой оказии и нет квартирантов. Да и кто пойдет в квартиру такую с музыкой? На беса она сдалась?
А музыка эта вот откуда – тут происшествие. Кровь человеческая тут пролилась. Один граф ли, князь ли смерти себя предал. Из полковников был, и жил в этом доме. А жена у него – красавица на всю Москву. Вот через нее и пошло: с офицером драгунским сбежала. А полковнику от этого срамота. День, другой сумрачный ходит, все молчит… После того созвал офицеров, пир устроил. Вот и сидят эти господа, пьют, едят, и музыка тут играет… Ну, одним словом, бал. А на дворе ночь. Вот полковник говорит:
– Вы на часы смотрите. Как будет двенадцать часов, скажете мне.
Ну, они не знают, к чему это, а все же давай смотреть на часы. Ну, хорошо… Вот смотрят на стрелку. И вот стрелка как раз на двенадцати остановилась… Они и говорят:
– Ровно двенадцать, минута в минуту. Тут он шинпанского стакан выпил.
– Я, говорит, через срамоту пропадаю, жена осрамила меня кругом. Я через эту срамоту и глаза никуда показать не могу. – И после этого приказывает солдатам музыкантам: – Музыка, играй похоронный марш!