Сикарии.
Коварные убийцы, наносящие свои удары исподтишка, незаметно, подло.
«А я ведь сломаю тебя, еврей, — подумал игемон спокойно. — Я заставлю тебя мучиться так, что ты будешь молить вашего бога о смерти. Только что ты получил несколько часов жизни, сикарий. Вопрос в том — нужны ли тебе будут эти несколько лишних часов? Вот тогда-то, лишенный наркотического напитка, освежеванный, но с целыми костями, прибитый к кресту так, чтобы каждое движение разрывало твои нервы, ты и не будешь бояться смерти по-настоящему! Как можно бояться того, кого призываешь ежесекундно? И мука твоя будет страшна».
Смерть рано или поздно приходит за каждым, и прогуляться с нею за реку[107] — сомнительное, но совершенно неизбежное удовольствие. Сам прокуратор боялся смерти, но никогда не показывал этот страх на людях. Что такое храбрец? Это тот, кто умеет прятать свои страхи за маской. Он признавал за любым противником право показать свою храбрость. Но оставлял за собой право поступить с храбрецом соответственно. Разве можно жалеть сильного врага? Зачем быть к нему милосердным?
— Ты хочешь узнать, сколько я убил всего? Или сколько я убил сегодня? — спросил Варрава.
— Сколько ты убил всего, — скажешь на допросе. Я спросил не сколько, а кого?
— Троих твоих солдат, прокуратор. А может, и четверых, если тот, кого я располосовал последним, умрет.
У десятника было такое выражение лица, что Пилат пожалел, что не может отдать ему пленного на растерзание. Пожалуй, солдат мог проявить такую изобретательность, что и казнь на кресте показалась бы сикарию легкой. Но теперь, после того, как они с Варра-вой скрестили взгляды, все стало слишком личным, и допускать в это дело посторонних игемон не стал бы просто для того, чтобы не потерять самоуважения. У десятника был шанс настичь и убить беглеца до того, как его поймали слуги прокуратора, но свой счастливый случай он бездарно пропустил.
— Он говорит правду? — осведомился прокуратор у легионера.
— Да, прокуратор, — нехотя подтвердил тот. — Он числился в легатском розыскном листе, и мы пришли арестовать его по доносу в дом у Рыночной площади.
— Он был там один?
— Не могу сказать, игемон. Он выбежал до того, как мы ворвались вовнутрь.
— Тех, кто был в доме, — арестовали?
— Не могу сказать, игемон. Я лишь начал погоню.
Варрава прислушивался к разговору (Понтий Пилат ни на секунду не выпускал разбойника из поля зрения, хоть и смотрел искоса), но явно не мог понять смысл беседы, хоть иногда и слышал знакомые слова.
— И так удачно ее начал, что он один убил троих твоих подчиненных?
Десятник понурил голову, ладонь, лежащая на рукояти гладиуса, побелела, и Пилат понял, что солдат борется с желанием снести голову сикарию. Прокуратор было приготовился крикнуть остерега-юще, но заметил, что хватка ослабла, эмоции побеждены, и с удовлетворением дернул щекой в неком подобии улыбки.
— Преступник пытался прятаться в одном из переулков на рынке, но они заметили, куца он побежал, — объяснил десятник сдавленным голосом, — и последовали за ним. Он хорошо знал, где скрываться, и когда Луций увидел его, ударил ножом снизу и рассек тому паховые жилы. Луций кричал, и еще двое моих ребят, услышав его крики, бросились на помощь…
— Благородно, — вымолвил прокуратор, поморщившись. — Но глупо. Получишь двадцать плетей. Если бы твои солдаты остались живы, я бы приказал выпороть их вдвое больше. Разбойник, зарезавший трех императорских легионеров, достоин смерти, но достоин и уважения. Солдаты, допустившие, чтобы их, как овец, резал еврейский разбойник, достойны наказания. Три легионера, так десятник? Или был еще четвертый?
— Был, прокуратор… Был…
Только сейчас Понтий заметил, что его дражайшая половина тоже слушает разговор, приоткрыв занавеси паланкина. Заметил это игемон по тому, как изменилось выражение лица Варравы: мгновенно промелькнувший в глазах интерес сменился вспышкой ненависти, едва ли не большей, чем та, с которой сикарий еще секунду назад сверлил висок прокуратора.
Прокула же не обращала на арестованного никакого внимания, зато на десятника смотрела с нескрываемым сочувствием.
«Хорошо иметь врага, — подумал прокуратор, — который тебя так открыто ненавидит. Во всяком случае, это оправдывает ответную ненависть, если она нуждается в оправдании».
— Четвертого, — продолжал говорить солдат, — он ранил у ворот, в толпе. Я не мог ему помешать, мы были далеко позади. Только когда он выбежал за город, мы смогли настичь его.
107
У римлян и греков царство мертвых располагалось за рекой (река Океан у Гомера, Стикс в римской и греческой мифологии) и правил в нем Аид (он же Орк или Плутон). Прогуляться за реку — эвфемизм к понятию «Умереть».