— Потому что только будучи парикмахером, ты сможешь кому-нибудь безнаказанно перерезать горло. По-другому ты просто не умеешь! Ты просто еще не сталкивался с настоящим противником — потому до сих пор жив. Вы — банда дилетантов, способная только расстреливать безоружных…
Профессор взмахнул автоматом, приказывая Шагровскому начать отход и сам с неожиданной ловкостью выскользнул из своего тесного убежища между валунами, продолжая говорить в микрофон уоки-токи:
— Ты, наверное, считаешь себя военным, элитой, а на деле — ты простое пушечное мясо, не способное справиться со стариком и двумя любителями. Да в моем дерьме больше мужества и профессионализма, чем в тебе и твоем сброде…
Он таки довел Вальтера до бешенства.
Валентин с дядей едва успели шагнуть за скалу, как по камням хлестнуло свинцовой плетью. Откуда стреляли, было не рассмотреть — да они и не смотрели: уже неслись во весь дух к своей пещере, под прикрытие автомата Арин. Та, завидев своих, выскочила на каменный карниз, неловко поддерживая оружие за ствол раненой рукой.
— Целы? Вы целы? — голос девушки выдавал напряжение последних минут.
— Целы… — просипел профессор, подбегая. Валентин держался сзади, то и дело оглядываясь через плечо. — Ох, и весело сейчас будет, если не успеем…
— В пещеру? — спросил Шагровский, поравнявшись с дядей.
— По тропе, наверх, — выдохнул тот, подхватывая Арин под руку. — Наверх, нам надо успеть перебежать назад, пока они будут искать нас здесь. Я для этого их и злил. Теперь у него одна мысль — разорвать меня на части. Быстрее, ребята, быстрее…
На вершину скалы они не взбежали — взлетели, и Валентин в очередной раз удивился физической кондиции родственника. Если в свои шестьдесят с лишком он был таким, то каким же он был лет в тридцать? Сам Шагровский, сравнительно молодой, тренированный, опытный, чувствовал себя так, будто бы по нему проскакал небольшой табун лошадей. Болела каждая клеточка тела, льющийся с небес жар превращал мозги в булькающее желе, пот застилал глаза. Хотелось лечь в тень и умереть, не было желания даже пить. Перед глазами пульсировали черные дрожащие шары и сердце поднималось из груди к горлу. Но раскисать возможности не было. Он забросил рюкзак за спину (контейнер больно треснул по лопаткам) и, пригибаясь, понесся по неровному хребту скалы вслед за профессором и Арин, прыгая через трещины, как горный козел.
Глава 4
Греция. Остров Патмос.
Ноябрь 1100 года.
Я старею, — подумал Спирос и, сдержав стон, помассировал больное плечо. — Проклятая осень».
Порванный сустав дал о себе знать еще на Родосе, где целую неделю с неба лило так, что невольно вспоминалось, как «разверзлись хляби небесные» и мир канул на дно океана. Первые два дня непогоды море было сравнительно спокойным: дождевые струи хлестали волны безостановочно и безжалостно и те, посеревшие, морщили спины и зло плевали на берега белой грязной пеной. На третий день терпению вод пришел конец, и разразившийся шторм загнал в гавань не только рыбачьи лодки, но и торговые корабли, едва успевшие выйти из бухты в плаванье. Буря была так сильна, что вернуться под прикрытие скал для некоторых оказалось невыполнимой задачей — две галеры пропали в ночи, и конный гонец, прибывший с юга на исходе третьего дня непогоды, рассказал, что их обломки разметало по берегу до самого Линдоса, а тела погибших то и дело выбрасывает на скалы. Пусть Господь спасет их грешные души!
Услыхав дурные вести, сидящий у камина Спирос лишь поплотнее запахнул отсыревший плащ да крикнул трактирщику принести еще вина и горячего бараньего рагу с лепешками. Он соскучился по пряной, пахнущей летом и травами, пище родных мест. Пресная кухня бриттов с их страстью к полусырому мясу и кислому, пахнущему, как ослиная моча, бледному элю, в котором плавали осенние мухи, червячки и листики, надоела ему, как и вечно сочащий сыростью небосвод. Надоели бледные, похожие цветом кожи на мучных червей, женщины, которых не мог сделать ярче и привлекательнее даже рыжеватый цвет волос. Спирос был сыном юга и любил все южное, яркое, брызжущее жизненными соками — Англия была слишком холодна для него.
Спирос
Конечно, Британия — тоже остров, но разве можно сравнить эти острова — благословенные Родос и Патмос — и те: окруженные вечно серым морем, низким, провисшим от тяжести дождевых туч, небом?..