Тысячи поисковых машин во всем мире были поставлены под контроль, исходящий трафик израильских провайдеров фильтровался тщательно, по расширенному критерию, и мощные компьютеры ежесекундно перемалывали миллионы бит информации. Одновременно с этим в научном сообществе и в журналистской среде начались мероприятия по дезавуированию содержания апокрифа, ежели такой все-таки объявится. Ведь правду очень легко объявить ложью, особенно, если успеть сказать первым.
Так что в тот момент, когда Арин и Валентин вышли в Сеть, ситуация уже была подконтрольна техническим службам, работающим на Легион, и все крупные узлы израильского сегмента подвергались не выборочному, а сплошному мониторингу. Это стоило колоссальных денег, значительно больших, чем любая операция по зачистке, но тот, кто платил за услуги, вполне мог позволить себе такие траты.
За клавиатурой была Арин, никогда в жизни не сталкивавшаяся с таким понятием, как конспирация, но достаточно сообразительная и приспособленная к жизни особа — поэтому соединение пошло через анонимный сервер. Сервер находился в Голландии и ломать его было бы себе дороже, но вот незадача — выход в Сеть осуществлялся по радиомодему. И карточка, стоящая в нем, тоже была куплена на имя Якуба Воу, так что о том, что беглецы выходили в эфир и работали в Интернете, Хасим узнал почти сразу после того, как переговорил с Вальтером-Карлом. К этому моменту беглецы все еще находились на связи с сетевым узлом.
Израиль. Иудейская пустыня.
Наши дни.
— Есть, — сказала Арин. — Законнектились. Давай адрес!
Когда-то, достаточно давно, после того, как на его ноуте безо всяческих причин и предупреждений полетел жесткий диск, Шагровский завел себе правило дублировать важную информацию и держать ее подальше от железа, на удаленном сервере, расположенном, например, в Калифорнии или на Гавайях — в общем, неважно где, лишь бы подальше. Отправленное туда письмо доносило до места «прищепку» с информацией, которую Шагровский мог взять из Сети везде, где есть Интернет. Такое вот малодоступное для непосвященных хранилище сейчас устраивало Валентина полностью — он продиктовал адрес и, пока девушка стучала по клавишам, вставил флешку в гнездо USB. Ничего лучшего для хранения копии рукописи у них сейчас не было.
Фотографий и сканов набралось много — восьмигигабайтная флэш-карта была забита под завязку. В данной ситуации фотографиями можно было пренебречь — пропускная способность радиоканала невелика и заниматься сортировкой нет времени и сил, а вот сканы… Сканы — это доказательства более очевидные.
Валентин отодвинул Арин плечом и принялся паковать файлы.
Более пяти штук «прищепок» в письмо поместить не удавалось, а сканов — почти две сотни. Некоторые страницы рукописи сканировали не один раз, времени разбирать копии, пока шли раскопки, у Валентина не было, и сейчас он работал практически с черновиками, «пристегивая» все подряд.
В своей берлоге радостно захихикал Хасим — он не смог перехватить почту на узле «Орандж», но засек анонимный сервер, через который Арин вышла в Сеть. Защита сервера была хороша, но не рассчитана на технические средства, которыми обладал араб с неприятным писклявым голоском и настоящими золотыми мозгами — файлы еще передавались в эфир, а компьютерщик уже видел их трассу до конечного пункта.
Хасим откинулся на спинку сетчатого кресла, отхлебнул кока-колу из запотевшей банки и удовлетворенно хмыкнул. Пальцы его снова пробежались по клавиатуре, сохраняя в памяти компьютера копию того, что светилось перед ним на экране. Он был доволен собой, очень доволен!
Деньги за труд ему причитались немалые, но он их заслужил. Заслужил все. До цента.
Глава 19
Иудея. 70 год н. э.
Крепость Мецада.
Тень, мелькнувшую над плато, заметил и Иегуда — раскинутые в стороны кожистые крылья на миг смахнули звезды. Это было похоже на знак смерти, тем более, что смерть была близка.
Очень близка.
Не более пяти шагов отделяли старика от Элезара и бен Канвона и, если сам вождь сикариев и не собирался перерезать Иегуде горло, то ему достаточно было подать знак — бен Канвон убил бы его с удовольствием!
— Я безоружен, Элезар, — Иегуда протянул вперед руки ладонями вверх. — Немного чести такому отважному воину, как ты, убить меня. Но каждый, кто стоит здесь перед нами, видел, что ни годы, ни немощь не помешали мне каждый день вносить свою лепту в борьбу. И если настанет завтрашнее утро, я хочу встретить солнце с мечом в руках, чтобы защитить эту твердыню в последний раз! Да, я умру, но умру, как воин, а не как жертвенный баран! Разве мое желание позорно? Разве есть что-то недостойное в том, чтобы стоять до конца?