Мужчина с наполовину сгоревшей седой шевелюрой обнимал невысокую женщину с птичьим лицом и двух девочек лет десяти, удивительно похожих на мать.
Скорбные лики глубокого старика и старухи — практически застывшие, морщинистые, на которых мрачным огнем пылали глаза фанатиков — этот безумный взгляд человека, не ведающего сомнений в своей правоте Иегуда не смог бы спутать ни с каким другим!
Еще одна семья — пятеро: мать, отец и трое детей — на этот раз взрослые с мертвыми, полностью лишенными надежды, лицами и насмерть испуганные подростки, обнимающие маленькую сестру.
Одинокий мужчина с тяжелым, как могильный камень, взглядом из-под насупленных бровей, застывший, как ассирийское изваяние.
Совсем юная девушка, с глазами полными слез…
Лица, лица, лица…
Мужчины, женщины, старики, дети… Сотни лиц.
Слезы, искаженные ужасом черты, сочащиеся смертью глаза фанатиков…
Непонимание, гнев, страх, испуг, ненависть, любовь, скорбь, сочувствие…
В неверном свете угасающего пламени они сливались в одно практически лишенное индивидуальности лицо — лицо неминуемой гря-дущей смерти. Такую же печать скорой кончины Иегуда видел у людей во время осады Ершалаима. Все живое предчувствует гибель и боится ее, и только люди, несмотря на страх, идут к ней осознанно, словно ищут спасения.
Порыв ветра утих, и Иегуда перестал видеть толпу — теперь только стенания достигали его ушей. Слова любви, слова прощания, проклятия, благословения, мольбы сливались в низкий многоголосый шум, и этот шум плыл над плато, наталкиваясь на дворцовые постройки, на скалы и отражался от них тысячекратно. Казалось, сама крепость рыдает над теми, кто защищал ее.
Бен Яир шагнул к Иегуде и тяжело задышал прямо в лицо старику. Пахло от него тяжело, потом и острым запахом загнанного зверя. Когда-то в молодые годы Иегуда убил леопарда — сначала ранил метким выстрелом, а потом, несмотря на опасность, гнал, ориентируясь по кровавому следу. И погоня эта кончилась бы для беспечного и неопытного Иегуды смертью — леопард вышел ему за спину, но зверь потерял слишком много крови и ослаб, потому и не смог прыгнуть, как задумал. И умер, пытаясь разгрызть древко копья, пронзившего грудь. От огромной мертвой кошки пахло, как сейчас от бен Яира — так, что резало ноздри, а по спине пробегали мурашки. Только леопард давно был мертв, а Элезар, не уступавший ему ни в хитрости, ни в жестокости, ни в кровожадности — жив и силен, и куда как более опасен. Иегуда предпочел бы оказаться один на один со зверем, как тогда, в пустыне, чем видеть прямо перед собой эти горящие безумным огнем, черные и бездонные, как асфальтовые озера, глаза.
— Что, старик? — просипел бен Яир. — Видишь? Ты ничего не изменил! Ничего! Ты мог и не пытаться… В Гамале было пять тысяч героев. Разве мы хуже тех, кто умер в Гамале? В Иотапате погибли все, кроме предателя Маттиаху! Он проклят навеки, он и все его семя до самых дальних потомков, а о умерших в пещерах под городом до сих пор читают каддиш во всех синагогах… Разве мы хотим, чтобы нас прокляли? Здесь собрались герои, старик, а не трусы, как ты! Жаль, что я не приказал зарезать тебя сразу, когда ты прибился к нам…
Он оттолкнул Иегуду прочь, и тот едва не упал спиной на камни, но все же устоял. А Элезар уже отвернулся от него и снова обратился к толпе, вознеся вверх руки:
— Даже враги будут восхищаться нашим мужеством! — прокричал он в небо. — Сам Яхве одобрит наш выбор, потому что наши жизни принадлежат только ему! Римляне не получат ничего, кроме мертвых тел! Смотрите, братья и сестры! Сейчас рядом со мной станут те, кто протянет руку помощи упавшим духом! Мои соратники, мои друзья, защитники нашей страны и нашей веры! Бен Канвон!
Могучий бен Канвон прошел мимо Иегуды, не удостоив старика взглядом, словно и не заметил. Взор его был обращен вовнутрь, словно у человека, поглощенного молитвой.
— Бная! — позвал бен Яир.
Тонкий и изящный, словно юная девушка, лучник Бная стал от него по левую руку.
— Иоав! Мальта!
Эти двое пращников были похожи, как братья — темнобородые, широкие в плечах, косолапые и веселые. Сейчас у них были чужие, застывшие лица.
— Цифон! Грида! Хонни! Бни Фети! — продолжал выкрикивать Элезар, и верные ему бойцы выстраивались возле него, давая толпе рассмотреть добровольных помощников-палачей.