Из дальней правой двери вышел Доминик в сопровождении швейцара и Ала Василиакоса. Капитан не успел открыть рта. Доминик, собиравшийся идти к задней двери, увидел МакБрайда и изменил намерения. Он круто развернулся и рванул в противоположном направлении.
— Эй, стой! — крикнул МакБрайд.
Он бросился по коридору мимо швейцара и Василиакоса. Сквозь распахнутую Домиником дверь хлынула музыка, донесся шум зала. Капитан ворвался в зал. Доминик несся мимо столиков в сторону выхода. МакБрайд помчался за ним. Оркестр сфальшивил и замолк, танцующие остановились, глядя на бегущих.
МакБрайд обогнул пьяного, качнувшегося в его сторону, и достиг входной двери зала в шести шагах от беглого итальянца. Дверь захлопнулась перед его носом, а когда он ее открыл, увидел, что дверь на улицу тоже захлопнулась.
МакБрайд пулей проскочил прихожую, вылетел на улицу. Доминик, гулко топая, бежал к Ривер-роуд. МакБрайд понесся следом, вытащив пистолет из кармана.
— Стой, Доминик! — завопил он.
Но Доминик не остановился.
Они уже приближались к Ривер-роуд. Капитан поднял пистолет и дал предупредительный выстрел поверх головы бегущего. Тот вильнул, постаравшись скрыться в тени домов. Еще один выстрел, пониже, но достаточно безопасный.
Впереди, на перекрестке Джоки-стрит и Ривер-роуд, сиял дуговой фонарь, под который из тьмы выступил патрульный коп. Доминик тоже увидел полицейского, вильнул на другую сторону. Полицейский за ним. Доминик бросился к центру улицы, развернулся… и остановился.
Первым до него добежал МакБрайд:
— Подними руки, парень!
— Я… я…
— И помолчи. Зелоу, это вы? Обыщите его. Скорее всего, на нем ничего, но на всякий случай…
Патрульный Зелоу быстро обхлопал парня:
— Чистый, кэп.
МакБрайд вытащил наручники и защелкнул руки Доминика за спиной. После этого засунул пистолет в карман. Доминик дрожал от возбуждения и от холода. В спешке он не захватил пальто.
— Зелоу, сходи в «Неаполь» да прихвати эту греческую птичку, Василиакоса. Доставь его ко мне в управление. Свою птичку я в такси доставлю.
— О'кей, кэп.
— А заведение закрой на сегодня. Пусть отдыхают.
— Понял.
МакБрайд подхватил задержанного под руку и шагнул с ним в сторону Ривер-роуд.
— Капитан, Василиакос совершенно ни при чем, честное слово…
— Заткнись. Эй, такси!
Лампа сияла под зеленым абажуром, заливая светом гладкую поверхность стола и двоих, занявших места по его разные стороны.
Напротив МакБрайда сидел худощавый молодой человек с черными кругами вокруг глаз и с черной щетиной на щеках, с чернотой упрямства в глазах, с всклокоченными волосами, все еще блестящими от не так давно нанесенного на них масла. Под тонким пиджаком белая рубашка, но воротничок к ней не пристегнут.
— Ну, доволен всем, что натворил?
— А что я такое натворил?
— Мы по этому еще пройдемся. Ишь, умник нашелся, вздумал бандюгами управлять. На отца-мать глянуть жалко. Дом спалили. Отца из олдерменов выгнали. Конечно, тебя стоит за это пожалеть.
— Я не прошу никакой жалости.
— Конечно, не просишь. Просто ждешь ее как должного. Жалости от меня ты сейчас не дождешься, но мне нужно знать, кто убил Барджо.
— Не знаю.
— То есть, если перевести на нормальный человеческий язык, не скажешь.
— Переводите, как хотите.
МакБрайд уперся локтями в стол и угрожающе свел брови:
— Ты расскажешь мне все, что знаешь, милый мой.
— Черта с два.
— Всех чертей и ангелов вспомнишь, все вспомнишь, как маму звать, забудешь, а это расскажешь.
— Слушайте, я не убивал Барджо. У вас против меня ничего! И на мне ничего. Я не убивал его.
— А почему смылся?
— Это мое личное дело.
— А почему прятался дома?
— Это тоже мое личное дело.
— Деловой молодой человек. А что Чибби твой труп нужен, тоже твое личное дело?
— Вы ничего не знаете.
— Поэтому и интересуюсь, двуличный, двуязыкий, двоедушный червячок-соплячок. Слушай-ка меня внимательно. Я хорошо отношусь к твоему папаше. Я пытаюсь помочь тебе, оказать тебе снисхождение, которого ты не заслуживаешь. Не потому, что ты мне по душе, но из симпатии к твоему отцу. Он этого заслуживает. А ты — просто возомнивший о себе черт знает что паршивый щенок. И вот что: мне нужен Чибби или одна из его девах, из тех, что были с вами в ту милую ночку в «Неаполе», когда вы хором отправили Барджо на кладбище. Мне, в общем-то, все равно, кого из них добыть, но один из них нужен. И ты мне в этом поможешь. Добром или иначе.