— Я не собираюсь учинять никакую херню, — ответил Пьер презрительным тоном. — Каждое мое действие имеет смысл, ты этого еще не понял? Так или иначе, уже поздно: ты в это замешан.
Со своего наблюдательного пункта я не мог различить лица Вильбуа, но услышал, как тот возмутился:
— Это во что еще?
Пьер высоко поднял факел и закричал:
— Пора!
Мы бесшумно вышли из своих укрытий — лишь снег посыпался с веток, нарушив застывшую красоту пейзажа.
— Что за…
— Оставайтесь, где стоите, — приказал Пьер, — и в этот момент я ощутил всю интенсивность бушующей в нем силы.
Мы застыли. Вильбуа оглядел всех по очереди и, конечно же, узнал. Он был доверенным лицом Талько, а значит, и Андреми, и наверняка видел родителей моих товарищей по оружию на том или ином сборище. Затем он повернулся и увидел меня. Мы обменялись взглядами, в которых сквозило обоюдное отвращение, но Вильбуа не сказал ни слова. Даже удержался от непроизвольного «Ты?..». Мы с ним никогда, НИ-КОГ-ДА, как говорила мать, не обменялись ни единым словом. Думаю, даже мое имя застряло бы у него в горле.
— Мы пока еще невинны, ты знаешь? — произнес Пьер почти сочувственным тоном.
— Это вы-то? — хмыкнув, сказал Вильбуа.
Не обращая внимания на эту реплику, Пьер продолжал:
— В ночь солнцестояния нужно пролить кровь невинных… чтобы себя ею запятнать. Но лишь виновные могут запятнать невинных, не так ли? Он взглянул в глаза Вильбуа и добавил: — А мы невиновны… пока.
Вильбуа застыл на месте. Мы все оцепенели от изумления и ужаса. И еще… от нетерпеливого предвкушения — словно голодные волчата.
Время как будто остановилось. Пьер продолжал говорить абсолютно спокойным голосом:
— Ты умрешь на том самом месте, где все началось. Где ОН явился в первый раз. Гийому де Шабанну — предку не Талько, а Андреми, точнее, моей матери, Матильды де Шабанн. Это он открыл дверь, и…
— БЕРЕГИСЬ!
Клеанс первая заметила револьвер, который Вильбуа резким жестом откуда-то выхватил, пока Пьер был увлечен своей семейной эпопеей. Однако Пьер среагировал моментально: прежде чем мой отчим успел выстрелить, Андреми изо всех сил ударил его горящим факелом в висок.
Вильбуа лежал на земле. Его щека была обожжена. Густая струйка крови стекала на снег, поблескивающий в лунном свете. Она казалась маслянистой, как нефть.
Наступила полночь. Оставалось четыре дня до Рождества. И всего минута — до того, как случится ужасное и больше уже ничто не будет так, как прежде: я совершу убийство. Вместе с ними. Умышленное и хладнокровное.
Глава 67
Одри подняла глаза, в которых блестели слезы, несмотря на то что она испытывала противоречивые эмоции: отвращение, ужас, сочувствие…
— Эти люди… — наконец сказала она.
— Да, это они, — кивнув, сказал Николя. — Флориана де Морсан вышла замуж за Манделя — он не был членом Showder Society. Жиль Камерлен до сих пор в Лавилле, и…
— Я знаю эти имена, — перебила его Одри. — И их самих я тоже знаю… — Она на секунду замолчала и добавила, совершенно потрясенная: — Это родители моих учеников. А Пьер — это…
— Да, это Пьер Андреми.
Одри вздрогнула.
— Я не понимаю, — произнесла она упавшим голосом.
Николя зажег сигарету, затянулся, выдохнул клуб дыма.
— Ты попала в очень необычное место, Одри. «Дело Талько», о котором ты, скорее всего, слышала, на самом деле — лишь верхушка айсберга.
— Что ты хочешь сказать?
— У этого города долгая история, и за многие годы здесь происходило множество… сверхъестественных явлений. Пагубных. Жестоких. Разумеется, не все местные жители — потенциальные убийцы, но они… не такие, как в других местах.
Одри об этом догадывалась. Первая глава романа начиналась с разговора между собравшимися на чердаке лицея участниками Showder Society. Они говорили об убийствах, исчезновениях, летающих предметах и лицах в тумане — и Одри уже собиралась отшвырнуть рукопись и спросить у Николя, какого черта он подсунул ей какой-то подростковый ужастик. Лишь когда она стала замечать в романе явно автобиографические детали, перед ней понемногу забрезжил свет. Черный свет истины…
— Я познакомился с Пьером в лицее, через Клеанс. Как ты уже поняла, она была в него безумно влюблена.
Одри на минуту прикрыла глаза, вспоминая фотографию, которую видела в доме Клеанс Рошфор.
— Там, на снимке… — тихо проговорила она.
— Его там нет. Но он сделал этот снимок.