Значит, этот человек пришел один — по крайней мере, в непосредственной близи больше никого не было. Бертеги присел на корточки рядом с телом, пощупал пульс. Мертв. Мать-перемать! Конечно, это была законная самозащита, но все же…
Камера!
Внезапно Бертеги осознал, что у обитателя этой комнаты не было никаких причин шпионить за самим собой. Что в камере, расположенной где-то здесь, под потолком, нет надобности, если только…
…если только кто-то не наблюдает за этой комнатой из какого-то другого места!
Что, если за ним наблюдают прямо сейчас?!
Как бы в ответ на этот вопрос у него зазвонил мобильник. Он взглянул на дисплей: Мэрил. Странно, Мэрил в этот час должна читать лекции. Разве что она отменила их из-за тумана… Сейчас был не самый подходящий момент для разговора с женой, но в то же время ее голос мог бы его слегка ободрить и хоть немного утишить тяжелые болезненные удары сердца в его груди.
— Да, дорогая?
Но вместо Мэрил он услышал мужской голос — глухой и хриплый, словно с усилием выходящий из гортани:
— Человека, которого вы убили, комиссар Бертеги, всему нашему сообществу будет очень недоставать. Это был превосходный садовник…
Глава 70
— Что он делал? — спросил Пьер Андреми по телефону.
На другом конце провода Клеанс ответила:
— Ничего… Он несколько минут просидел без движения, потом вернулся к машине.
— Он никому не звонил?
— Нет.
— Ты уверена? Ты ни на минуту не теряла его из виду?
— Нет, — произнесла Клеанс с ноткой легкого раздражения в голосе. — Он сидел на постели… абсолютно шокированный, как ты понимаешь. Потом встал и вернулся к машине.
— В каком он был состоянии?
— Я не видела его лица крупным планом, Пьер! Думаю, в таком же состоянии, как любой другой человек, который только что узнал, что его жена и дочь похищены и взяты в заложницы… и который не посмеет даже пальцем шевельнуть, пока ему их не вернут!
В красноватом полусумраке подземелья Пьер Андреми слегка наморщил лоб — в том месте, где раньше были брови, — и почувствовал, как кожа неприятно натянулась, уже готовая лопнуть. Внезапно он ощутил вспышку ненависти к Клеанс, которая заставила его вспомнить ужас, пережитый в пламени. Их отношения всегда разворачивались по одной и той же схеме: на его презрение она отвечала любовью, на его требования — самоотречением. Клеанс была мазохистка — благодаря этому он ее всегда и удерживал, — и он, будучи всемогущим повелителем, не выносил ни малейшего неповиновения со стороны своей рабыни. Не сказав ни слова, он отсоединился.
— Ты уверен, что твоя бывшая жена все правильно поняла? — спросил он.
Его голос взлетел и затих под сводом комнаты с голыми стенами из неотесанных камней. Стройный элегантный человек с серебристыми волосами вышел из почти темной глубины склепа и приблизился к Андреми.
— Она на все готова ради сына. После того что ей сегодня сказали в школе, она будет тише воды ниже травы, — сказал Жослен Эрсо.
— Она, скорее всего, попытается забрать его оттуда любой ценой, — заметил Андреми.
— Не сомневаюсь. Но уже слишком поздно. Ребенок в надежном месте.
Некое подобие улыбки появилось на лице человека без лица. Жослен всегда называл своего сына только «ребенок» или «сын Одри». Это было не ново для Пьера Андреми — он уже имел дело с некоторыми отцами, которые доверяли ему своего «ребенка». Что касается Одри, Антуану вообще не следовало с ней связываться. Разумеется, она дорожила своей репутацией, и Антуан не сразу добился успеха. Но он не спешил. Конечно, ему бы стоило быть осторожнее с документами, касающимися учеников, и уж тем более не отдавать Одри тот класс, где учился Бастиан. Но от Антуана не приходилось ждать благоразумия. Так же как Клеанс была рабыней Пьера вот уже долгие годы, Антуан был рабом своей жены — точнее, ее банковского счета — и своих страстей. Вот почему он не решился под любым благовидным предлогом уволить Одри Мийе, отослать ее как можно дальше от Лавилля и от Бастиана. Просто потому, что по-прежнему хотел с ней спать.
— И где же ТВОЙ сын? — сказал Андреми, получив мимолетное удовольствие от гримасы, которая появилась на лице Жослена, когда тот услышал это простое притяжательное местоимение.
— В надежном месте, — повторил Жослен. — С ним Сапфир. Я ее очень ценю — она умеет с ними обращаться.