Однако Пьер Андреми не счел нужным объяснять все это Жослену — тот не принадлежал этому городу и никогда не узнает, как он действует, какие знаки посылает…
Вместо этого он сказал, собираясь отделаться от докучливого гостя:
— Через месяц с небольшим будет зимнее солнцестояние…
— Я знаю.
— У тебя и ТВОЕГО сына появится возможность доказать свою приверженность этому городу.
Жослен Эрсо лишь коротко кивнул, сказав:
— Я буду готов.
Глава 71
Николя сел в машину и захлопнул дверь.
— Это их дом, — сказал он.
Одри села рядом с ним на пассажирское сиденье.
— Чей?
— Дом, где живет твой ученик, принадлежал семье Андреми. Пьер здесь вырос. Он жил здесь с матерью и сестрой. Я помню качели, на которых его сестра любила сидеть целыми часами.
Одри взглянула на красивый дом в буржуазном стиле и вздрогнула. Уже стемнело, но окна оставались темными — даже слабый свет не пробивался сквозь туман. Где Каролина Моро? Снова ушла к себе в мастерскую, о которой говорил Бастиан? В глубине сада, недалеко от тех самых качелей?..
Неожиданно она вспомнила строчки из письма Одиль Ле Гаррек сыну: «Николя, ты знаешь историю Лавилль-Сен-Жур. Она всегда остается неизменной, и рано или поздно он придет, они придут — чтобы продолжить традицию, чтобы учредить, точнее, воссоздать свою общину, которая, по сути, никогда не прекращала своего существования. И, хотя ты не знаешь большинства их обычаев, тебе наверняка известно, что для этого им всегда нужен ребенок. Они должны найти ребенка… Это единственное средство».
— Что мы будем делать? — спросила Одри.
Николя вздохнул.
— Она знает, — ответил он.
— Я… я в этом не уверена. Она немного странная, да, но…
Николя не сказал ни слова в ответ. Конечно же, Каролина Моро знала. Как могло быть иначе? Но она уже через это прошла. Точнее, как раз не прошла, а так и осталась погруженной в омут прошлого. Все в ней говорило об этом: ее поблекшая красота, застывший взгляд, рассеянное выражение лица, на котором не появилось никакого удивления, когда он спросил, знает ли она Пьера Андреми…
— В котором часу твой сын уходит из школы?
— В половине шестого. А у Бастиана занятия до шести. Я звонила в лицей, чтобы уточнить расписание…
Николя взглянул на электронные часы на приборной доске.
— Сначала заедем за твоим сыном — у нас еще двадцать минут. Потом поедем в «Сент-Экзюпери».
Они в молчании ехали по улицам Лавилль-Сен-Жур, вымощенным камнями в форме брусков. Фары рассекали туман конусами света. Одри никогда раньше такого не видела, но обстановка не располагала к беззаботному созерцанию.
— Значит, у него была сестра… — произнесла она, чтобы заглушить тревогу, сжимавшую ей сердце. — Ты мне о ней ничего не рассказывал. Но я хочу понять, что стоит за… — она попыталась найти подходящее слово, но это ей не удалось, — всем этим. Это какое-то семейное дело? Связанное с наследованием?..
— Она умерла, — нехотя произнес Николя. — По крайней мере, я так думаю…
— То есть?
— Я не знаю точно, что произошло. Пьер только раз об этом говорил. Кажется, она умерла еще в детстве. Она была младше него на несколько лет. Это все, что мне известно.
Одри машинально подняла воротник жакета, чувствуя, как при воспоминании о качелях по телу пробежал озноб.
— Откуда ты знаешь про качели? Ну, что она сидела на них целыми часами…
— Пьер мне об этом рассказывал, когда я однажды зашел к нему в гости. «Я люблю смотреть на нее… Она может сидеть целыми часами, раскачиваясь тихо-тихо, почти незаметно…» Больше он ничего не сказал, но на меня тогда это произвело странное впечатление: я представил себе девочку, медленно раскачивающуюся целыми часами, под взглядом брата… Я даже вставил этот эпизод в один свой роман…
Они снова замолчали. Одри пыталась отогнать собственное мрачное видение: подросток, будущий убийца, наблюдает за своей младшей сестрой, качающейся на качелях, из окна дома — о Боже! может быть, даже из комнаты Бастиана…
Словно услышав ее мысли, Николя внезапно сказал, когда они уже подъезжали к школе Давида:
— Бог мой, как же еще иначе объяснить, что они живут именно в том доме?!
Одри не знала, что сказать. Впрочем, она не испытывала ни малейшего желания разговаривать. Все, чего ей сейчас хотелось, это стиснуть сына в объятиях и увезти как можно дальше отсюда…
— Я знаю, что ты прав, — наконец почти прошептала она. — Просто…