Он глубоко вздохнул. Был ли это вздох облегчения, или усталости, или просто приглушенный стон? Он не знал… Бертеги положил распечатку на прикроватный столик и взял письмо, прилагавшееся к ней, написанное от руки. Уже в шестой или седьмой раз с тех пор, как письмо было получено, он пробегал глазами строчки, написанные быстрым острым почерком, тем же самым, что он уже видел на визитке, которую некогда протянул ему собеседник в бистро: теперь ему казалось, что это было в другой жизни.
Дорогой комиссар.
Вы долго ждали объяснений — слишком долго, и в этом виноват в первую очередь я. Я понимаю, насколько велика была моя ошибка — не рассказать вам обо всем, когда еще было время. Я всегда буду испытывать это чувство вины — огромной вины.
Мое имя уже мелькает в газетах — зачастую рядом с вашим, когда пытаются найти объяснения вашему исчезновению. Разыскать вас оказалось нелегко; но будьте уверены, что если это удалось мне, то удастся и другим.
Есть ли хоть крупица истины в тех параноидальных теориях, что циркулируют на данный момент вокруг произошедших событий? По правде говоря, я не знаю. Может быть, у вас есть какая-то своя теория? Насколько я понял из газет, вы находились буквально в нескольких метрах от того места, где мы встретились, все трое… Значит, вы тоже видели этот водоворот тумана…
Поймите, что мой отъезд был вовсе не бегством от ответственности, от правосудия. Вы знаете, что я виновен; я и сам знаю это лучше, чем кто бы то ни было. Но то, что я сделал, я сделал прежде всего, чтобы спасти ребенка, который не будет в безопасности до тех пор, пока Пьер Андреми не будет схвачен. Этот человек, как вы, должно быть, догадываетесь, имеет связи по всему миру. И Бастиан, я в этом уверен, остается для него главнейшей целью. Вот почему, комиссар, вы не найдете обратного адреса на конверте с этой рукописью — насколько я знаю, ей пришлось пересечь множество стран, прежде чем она добралась до вас. Сегодня мы не одни: я не мог обречь Бастиана на жизнь вечного беглеца и мало-помалу начал искать тех, кто мог бы обеспечить ему защиту… разумеется, вдали от Лавилль-Сен-Жур. У нас также нашлись и добровольные помощники, которых мы встречали во время наших скитаний.
Итак, я передаю вам мое свидетельство — изложение событий в точности так, как я их пережил… Мою историю. И, увы, вашу, и Одри Мийе, и Бастиана Моро… Это свидетельство я адресую в первую очередь вам. Позже, когда все закончится, настанет время передать его широкой публике.
Читая роман, вы, без сомнения, спрашивали себя о причинах странного поведения Одри Мийе, о ее молчании, о ее слегка противоречивых показаниях после выхода из больницы. Думаю, что теперь вы получили ответ. Одри, в каком-то смысле, пленница. В вашей власти ее освободить. И в вашей власти, если вы того пожелаете, — отомстить. Не знаю, облегчит ли это ваши страдания, но, если это так, я предлагаю вам объединить усилия. Я не собирался просить вас о помощи — да и какое я имею право даже надеяться на нее? — но Сюзи Блэр убедила меня в обратном. Она сказана: «Он потерял жену и дочь… Он не оставит женщину и ребенка в плену этих монстров…» Она так хорошо вас знает? Смею на это надеяться…
По прошествии нескольких дней с вами установят контакт… Это будет один из посредников в той длинной цепи, что свяжет вас со мной… с нами. В вашей воле согласиться или отказаться. Могу сказать лишь, что ваша помощь будет не только невероятно драгоценной, но более того — легитимной.
Мы надеемся на вас.
Простите меня.
Клаудио Бертеги еще несколько раз перечитал письмо, словно оно заключало в себе какой-то хитроумный тайный код, который нужно было разгадать. Наконец он отложил письмо, снял очки, откинулся на подушку и закрыл глаза. Перед ним предстали два знакомых образа, в очередной раз вызвав у него слезы на глазах, потом еще один — женщины, которую он впервые мельком увидел туманным утром в кафе при лицее имени Сент-Экзюпери и за которой следил последние полгода. Она обнимала сына с такой лихорадочной страстью и тревогой, словно ей удалось спасти его в двух шагах от пропасти, и в ее темных глазах была тоска. Он увидел и других, пытающихся противостоять человеку без лица, одетому в черное, — призраку из тумана… Он вспомнил несгибаемую силу Сюзи Блэр, ее поддержку, столь необходимую ему, когда через десять дней после туманной бури в окрестностях Талькотьера были найдены два тела — женщины и девочки, обезображенных до неузнаваемости…