Барнаби набивал трубку табаком.
— Ага, хлопнул… — Он замолчал, прислушиваясь к шуму в прихожей. Шаги Молли, скрип двери, гулкий голос Галлагена.
Сэм оживился и крикнул:
— Входи, Денни!
Занавеска сдвинулась, в комнату вошли Галлаген и еще один детектив по имени Луис Форсайт. Стало тесно — гостиная не привыкла быть вместилищем стольких крупных мужчин.
Галлаген и Форсайт были копы того же типа, что Дьюэйн с Барнаби: профессионалы, лишенные иллюзий, ожесточившиеся на работе, но не покинувшие проигрывающую сторону — справедливость. Настоящие полицейские «старого типа», мощные, широкоплечие, с холодными трезвыми глазами. Особая посадка головы: что-то от севильского быка, что-то от английского бульдога. Рот со сжатыми в линию губами, лицо, привыкшее ничего не выражать — от постоянного созерцания трагедий. За годы службы они стали схожими внешне, схоже мыслили, схоже реагировали и действовали. Словно служебные псы одной и той же — великолепной, но вышедшей из моды и вымирающей — породы.
В маленьком пространстве комнаты разместились по возможности удобнее.
— Ты, Клайд, как говорят, провел Грогану хорошенький инструктаж, — начал беседу Галлаген.
Он вышел на пенсию в прошлом году. Форсайт же собирался в отставку через восемь месяцев.
— Угу, — кивнул Барнаби. — Не то чтобы я очень хотел учить его жизни… но просто не смог сдержаться. Как взглянул на его поросячью рожу… так и…
Галлаген вздохнул:
— На пенсии, стало быть, крест поставил. Считай, что взял и выкинул своими руками в отхожее место. Но ведь не только это… Вот ты ушел — а кто ж останется-то? Эти молодые только называются полицейскими, а на самом деле ничего не умеют и не понимают. Городом правят гангстеры. Городу нужна другая полиция, вот что я скажу! Полдюжины стариков вроде нас смогли бы навести порядок за пару дней… Ну, не то что прямо за пару, но где-то вроде того… Вот, помню, когда старый Майк Дьюэйн был шефом полиции…
Галлаген продолжал громко басить, но экс-капитан Барнаби его вдруг перестал слышать. В мозгу вертелась лишь эта фраза: «Полдюжины стариков вроде нас смогли бы навести порядок за пару дней».Он оглядел лица товарищей. Пара дней? Сорок восемь часов. А почему бы и нет?
Форсайт как раз открыл рот, собираясь тоже что-то сказать, но Барнаби поднял руку, требуя внимания. Форсайт закрыл рот.
— Деннис, как думаешь, смогли бы мы организовать человек этак несколько «старичков» на расчистку наших авгиевых конюшен?
Наступила тишина. Понятно, здесь не было импульсивных юношей. Все всё понимали.
Галлаген спросил почти виновато, догадываясь, что именно брошенная им фраза послужила всему толчком:
— Ты задумал перестрелять этих подонков, Клайд?
Барнаби подался вперед, заговорил резко:
— Нет! «Перестрелять» — неправильный подход к делу. Я имею в виду организованную силу, способную расследовать, судить, выносить приговоры и приводить их в исполнение! — По мере того, как он говорил, идея все четче оформлялась у него в голове. — Я имею в виду настоящую справедливость, а не теперешнее липовое правосудие. Каждый из нас знает проблему. Дело не в том, чтобы найти преступника, дело в том, чтобы его осудить. Мы знаем их, но ничего с ними не можем сделать. Галлаген, вот ты вдовец, ни от кого не зависишь. Как ты к этой идее относишься?
Галлаген откинулся на спинку стула, провожая взглядом завихрения табачного дыма, поднимающиеся к потолку.
— Справедливость, а не правосудие… — медленно проговорил он, словно пробуя слова на вкус. — Закон, а не законники… — Он расхохотался: — Как отнесусь?! Да как… Отличная идея! Ты да я…
— Да я, — добавил Форсайт.
— Нет, Луис, тебе о пенсии надо думать, — покачал головой Галлаген. — Пенсия накроется — как жить будешь? Скоро ведь уже… И Сэма тоже не возьмем. Нельзя привлекать тех, у кого есть иждивенцы, семьи и прочие близкие, которые могут пострадать.
Барнаби согласно кивнул:
— Это точно. Я как раз тут про это задумался, когда шел сюда… Если у нас что-то выйдет, благодарности не дождемся. А если оплошаем… — Он завершил фразу красноречивым жестом.
Дьюэйн, не шевельнув головой, рыкнул:
— Молли!
Из прихожей донеслись шаги, Молли появилась в проеме двери:
— Что, Сэм?
Сэм повернулся к ней.
— Молли, — произнес он негромко, — ребята хотят навести порядок в городе. Они собираются сколотить свой полицейский отряд и убрать этих гадов, которые убивают детишек. Это будет опасное дело. Что ты думаешь об этом, Молли?
Она сразу поняла, что к чему:
— И ты с ними, Сэм?..
— Нет-нет! — перебил Барнаби. — Ни в коем случае. Мы думаем, что Сэм не должен…
— Если Сэм решился, то пусть идет, — твердо сказала она. — Дети наши выросли, живут отдельно, так что… Сэм парень надежный, ты же знаешь. А я могу и к детям перебраться, в конце концов… на время…
— Спасибо, Молли, — выдохнул Дьюэйн.
Жена посмотрела на него, больше ничего не сказав, но Барнаби мог бы поклясться, что все-таки что-то такое они друг другу сказали. Взглядами. И подумал вдруг первый раз в жизни, что, может быть, семья — это не только то, что обременяет. Может быть, иногда — то, что делает сильнее.
Дьюэйн продолжил как ни в чем не бывало:
— Четверых хватит. А шефом я, конечно, предлагаю Клайда.
Галлаген смотрел на занавеску, еще колыхавшуюся после ухода женщины:
— Правильная у тебя жена, Сэм… Ясно, что Клайда! А, Луис?
Форсайт встал и прошел к телефону.
— Минуточку, — попросил он. — Маленькое дельце, прежде чем смогу принимать приказы нового шефа.
Он набрал номер, дождался щелчка и начал:
— Гроган, привет! Я хочу тебе сказать, что ты… — и он с выражением чистого детского удовольствия на лице вывалил в трубку такое количество жгучих эпитетов, что телефон, пожалуй, лишь из чувства долга не расплавился.
Галлаген расхохотался и, свесив голову через плечо Форсайта, проорал:
— Это Луис так увольняется, Гроган, если ты не понял!
Неслыханное для города происшествие случилось ровно в половине двенадцатого в дорогом кафе «Ля-Паризьен».
Риттер, он же Большой Голландец, расслабленно сидел за персональным столиком в дальнем углу. Компанию ему составляли гориллообразный телохранитель Виспер Риг по прозвищу Бич и две блондинки «для эскортных услуг». Непотопляемый Риттер чувствовал себя прекрасно. Он как раз, любуясь собственным остроумием, выдерживал эффектную паузу посреди анекдота — надо сказать, на самом деле довольно тупого, — когда по сторонам от себя вдруг узрел внушительные фигуры Барнаби и Дьюэйна.
— Пошли, Риттер, — произнес Барнаби.
Бич, в отличие от хозяина, почувствовавший беспокойство, при этих словах без приказа вскочил, — но более никаких движений своего танца не исполнил: Риттер небрежным жестом велел ему вернуться на место. Затем откинулся на спинку стула и широко улыбнулся Барнаби:
— Присядь, кэп, я угощаю! Говорят, ты теперь безработный…
Одна из девиц — видимо более сообразительная, — остро зыркнув из-под ресниц на лица новоприбывших, непринужденно встала и удалилась в глубь заведения, демонстративно вынимая на ходу из сумочки пудреницу.
Барнаби глянул на Дьюэйна:
— О'кей, Сэм, — и без предупреждения приложился кулаком к челюсти Риттера.
Риг попытался отработать свою немалую зарплату, но теперь уже момент был упущен — и удар Дьюэйна лишил гориллу интереса ко всему происходящему. Упасть он, однако, не успел, подхваченный лапой сержанта.
Возящийся на полу под столиком Риттер, который свалился туда после первого удара, тоже не преуспел в попытке выхватить оружие: один из башмаков капитана тюкнул блондина в чувствительное место и совершенно вывел из строя.
Вздернутый на ноги, гангстер почти безучастным взглядом проследил, как на его правом запястье защелкнулся наручник, и позволил выволочь себя к машине, тупо уставясь на болтающиеся перед ним ноги телохранителя, который мешком висел на плече шагающего в авангарде Дьюэйна.