— Клайд, привет, заходи. Сэм в гостиной.
Сэм Дьюэйн сидел в расшатанной качалке: ноги в носках на подоконнике, подбородок опущен на грудь, в зубах трубка.
— Привет, шеф. Я тебя ждал, — сказал он, не оборачиваясь.
Барнаби, не дожидаясь приглашения, подтянул стул и оседлал его, достал из кармана трубку, выбил ее об ладонь. Без предисловий спросил:
— Был у Грогана?
Лысина Дьюэйна, видневшаяся над спинкой кресла, качнулась.
— Ну! В деревню, на травку, козочек пасти с хворостинкой, — это означало перевод на патрульную службу в пригороде. Дьюэйн сделал паузу, чтобы выпустить несколько колечек дыма, потом будничным тоном спросил: — Ты дверью хлопнул?
Барнаби набивал трубку табаком.
— Ага, хлопнул… — Он замолчал, прислушиваясь к шуму в прихожей. Шаги Молли, скрип двери, гулкий голос Галлагена.
Сэм оживился и крикнул:
— Входи, Денни!
Занавеска сдвинулась, в комнату вошли Галлаген и еще один детектив по имени Луис Форсайт. Стало тесно — гостиная не привыкла быть вместилищем стольких крупных мужчин.
Галлаген и Форсайт были копы того же типа, что Дьюэйн с Барнаби: профессионалы, лишенные иллюзий, ожесточившиеся на работе, но не покинувшие проигрывающую сторону — справедливость. Настоящие полицейские «старого типа», мощные, широкоплечие, с холодными трезвыми глазами. Особая посадка головы: что-то от севильского быка, что-то от английского бульдога. Рот со сжатыми в линию губами, лицо, привыкшее ничего не выражать — от постоянного созерцания трагедий. За годы службы они стали схожими внешне, схоже мыслили, схоже реагировали и действовали. Словно служебные псы одной и той же — великолепной, но вышедшей из моды и вымирающей — породы.
В маленьком пространстве комнаты разместились по возможности удобнее.
— Ты, Клайд, как говорят, провел Грогану хорошенький инструктаж, — начал беседу Галлаген.
Он вышел на пенсию в прошлом году. Форсайт же собирался в отставку через восемь месяцев.
— Угу, — кивнул Барнаби. — Не то чтобы я очень хотел учить его жизни… но просто не смог сдержаться. Как взглянул на его поросячью рожу… так и…
Галлаген вздохнул:
— На пенсии, стало быть, крест поставил. Считай, что взял и выкинул своими руками в отхожее место. Но ведь не только это… Вот ты ушел — а кто ж останется-то? Эти молодые только называются полицейскими, а на самом деле ничего не умеют и не понимают. Городом правят гангстеры. Городу нужна другая полиция, вот что я скажу! Полдюжины стариков вроде нас смогли бы навести порядок за пару дней… Ну, не то что прямо за пару, но где-то вроде того… Вот, помню, когда старый Майк Дьюэйн был шефом полиции…
Галлаген продолжал громко басить, но экс-капитан Барнаби его вдруг перестал слышать. В мозгу вертелась лишь эта фраза: «Полдюжины стариков вроде нас смогли бы навести порядок за пару дней». Он оглядел лица товарищей. Пара дней? Сорок восемь часов. А почему бы и нет?
Форсайт как раз открыл рот, собираясь тоже что-то сказать, но Барнаби поднял руку, требуя внимания. Форсайт закрыл рот.
— Деннис, как думаешь, смогли бы мы организовать человек этак несколько «старичков» на расчистку наших авгиевых конюшен?
Наступила тишина. Понятно, здесь не было импульсивных юношей. Все всё понимали.
Галлаген спросил почти виновато, догадываясь, что именно брошенная им фраза послужила всему толчком:
— Ты задумал перестрелять этих подонков, Клайд?
Барнаби подался вперед, заговорил резко:
— Нет! «Перестрелять» — неправильный подход к делу. Я имею в виду организованную силу, способную расследовать, судить, выносить приговоры и приводить их в исполнение! — По мере того, как он говорил, идея все четче оформлялась у него в голове. — Я имею в виду настоящую справедливость, а не теперешнее липовое правосудие. Каждый из нас знает проблему. Дело не в том, чтобы найти преступника, дело в том, чтобы его осудить. Мы знаем их, но ничего с ними не можем сделать. Галлаген, вот ты вдовец, ни от кого не зависишь. Как ты к этой идее относишься?
Галлаген откинулся на спинку стула, провожая взглядом завихрения табачного дыма, поднимающиеся к потолку.
— Справедливость, а не правосудие… — медленно проговорил он, словно пробуя слова на вкус. — Закон, а не законники… — Он расхохотался: — Как отнесусь?! Да как… Отличная идея! Ты да я…
— Да я, — добавил Форсайт.
— Нет, Луис, тебе о пенсии надо думать, — покачал головой Галлаген. — Пенсия накроется — как жить будешь? Скоро ведь уже… И Сэма тоже не возьмем. Нельзя привлекать тех, у кого есть иждивенцы, семьи и прочие близкие, которые могут пострадать.