А теперь представьте себе косогор, обнесённый высоким частоколом с бойницами наверху и часовыми, постоянно ходящими по помостам. Судя по заткнувшимся попутчикам и их опешившему виду — впечатление, что надо.
— Слушай, я понимаю их стремление сохранять всё в тайне. Сколько у вас население? — повернулся он ко мне.
— Порядка около полутора тысяч человек.
— Полторы тысячи человек, — потрясённо сказал Арни, — это либо очень большое село, либо маленький городок.
— Да уже и немаленький, — подхватил гном.
Я ничего не ответил, потому как мы подъехали к воротам и Петруха умчался разговаривать с охраной. Минут через десять мы въезжали в наше поселение.
Попутчики крутили головой, пытаясь вобрать в себя как можно больше впечатлений, хотя по мне ничего необычного не было. Дроу, Седой и гном, старательно подмечали всё вокруг. Высокие заборы хозяйств, образовывали узкие улочки, с резкими поворотами, с небольшими площадками, где очень удобно помахать мечами трое на трое. Хрипящие за заборами собаки, судя по всему спокойно бегающие по двору, и раздирающие глотку незваным гостям. Небольшие навесы, прямо над улочками, из которых, опять таки, очень удобно пустить несколько стрел в идиота, вздумавшего сунутся в этот лабиринт.
Прямые улицы (пара штук у нас есть), тоже не производили впечатление незащищённых. Седой, тот вообще, принюхиваясь, смотрел под ноги, словно знал, что едет по не активированным стационарным ловушкам. Выкопанным глубоким ямам, с врытыми кольями на дне, обломками кос и другими остатками колюще режущих предметов, встречающихся в обиходе каждой деревни. Причём ловушки были хитрые. Одного человека — она пропустит, двух человек — пропустит. Но когда побегут, хотя бы человека три — четыре, то сработает. Возле каждого дома — своя ловушка, за которой обязаны следить те хозяева, на территории участков которых находится эта ловушка. Активизируют её обычно дети, каждый из которых с малолетства обучен делать гадости незваному ближнему своему. Каждый из жителей знает своё место при всех типовых видах опасности. В центре поселения — церковь, больше похожая на замок, нежели на дом божий. Узкие окна-бойницы, тяжёлая дверь, окованная железными полосами — последний форпост жителей. В ней и большой амбар, где хранятся общественные запасы и пушной склад. Ежегодно, часть запасов расходится по семьям, а запасы этого года занимают на полках свои места. Пушную же продукцию — вывозим на рынок. Вся площадь перед церковью, состоит из сотен миниатюрных ловушек. Чтобы добраться до церкви в активном режиме, необходимо прямо от выхода на площадь начинать читать молитву, отбивая поклоны и двигаясь в определённом ритме. Для каждого из трёх выходов на площадь молитвы — разные.
Но особенно странно мои попутчики реагировали на сельчан. Дело в том, что у нас, у Охотников, сложилось так: если рождается не опасный — то человек, а если опасный — то монстр. А внешне и те и другие могут выглядеть одинаково, вот поэтому я Петруху и позвал нас встречать. Ну, чтобы посмотреть как среагируют на таких как он. Экзамен, вроде бы выдержали, а там посмотрим. Вот и сейчас они едут и смотрят, открыв рот, по сторонам. Мужикам, конечно, зазорно было показывать любопытство, но бабы, они везде бабы, да ещё ребятня, которой всё интересно и которая обязательно сунет нос в каждую дырочку. Вот на них мои попутчики и смотрели на стоящих около домов степенных матрон и молодых девушек.
— Скажи, Митрич? — обратился ко мне Арни, — вот женщины у вас все красивые, а мужчины и дети… — тут он замялся, — несколько нестандартны, что ли…
— Да ладно уж, — грубо хохотнул Седой, — говори прямо — уроды.
Я поморщился, одно дело когда мы сам себя обзываем, а другое дело когда чужаки пытаются нас оскорбить.
— Знаешь, — я не поворачивался к Седому, но обращался к нему, — я тебе хотел бы рекомендовать, чтобы ты немного следил за своим языком. Я то ничего, но если ты брякнешь что-нибудь подобное… то тебе даже вторая ипостась не поможет. У нас есть люди и пострашнее чем ты…
Седой смутился. Извиняться он не стал, но видно было, что его задела моя отповедь. Я удовлетворено кивнул и продолжил:
— Значит, мы друг друга поняли…
И обратился к Арни:
— Женщин нам приходится покупать на невольничьих рынках. Мы это не афишируем, но направляющийся в нашу сторону одинокий купец, везущий несколько красивых, а главное здоровых, девушек, обычно направляется к нам. Причём даже они не знают, кому предназначен товар. Большинство из них думает, что поставляет истинных красавиц какому-нибудь местному дворянину или нуворишу, для тайных утех. Некоторых совесть заставляет пытаться найти следы…
— Но они их естественно не находят? — снова вмешался Седой.
Я согласно кивнул:
— Естественно не находят. Это заставляет подозревать самое худшее. Они начинают копать, пытаясь выяснить всю подноготную и иногда, некоторым, это даже удаётся. Посчитав создавшееся положение противоестественным, самые глупые (или самые честные) из них, считают себя обязанными прервать наши общие, очень выгодные для всех нас, дела и какие-либо сношения…
— Вы их убиваете. Верно? — опять вмешался Седой.
Я снова с неудовольствием посмотрел на него:
— Скажем так, мы снимали свою защиту и нас ни в малейшей степени не интересует, что будет с ними происходить дальше…
— Значит всё таки убиваете, — себе под нос пробормотал Арни.
Я, уже не обращая на них никакого внимания — продолжил:
— Ну и, кстати, это одна из причин по которой мы решили вам открыться.
Арни, в очередной раз подтвердив свой незаурядный ум, спросил:
— Это, случайно, никак не связано с запретом продажи и покупки рабов на территории Империи? По-моему даже транзит рабов по территории…
— Умный мальчик, — пробормотал дроу.
Я же только кивнул:
— Ты же знаешь, что женщины у нас рождаются очень редко, причём они все рождаются нормальными, в физическом плане…
— А в умственном? — быстро вставил маг.
Я немного помялся. Боюсь, что эта короткая заминка не ускользнула от внимательных глаз. Тем не менее я уверено продолжил:
— И в умственном тоже. Более чем нормальные.
— А сейчас есть рождённые у вас девочки, — с какой то жадностью поинтересовался Маг.
— Есть, разумеется, — обиженно сказал я и больше ничего не успел добавить, мимо нас промчался пацанёнок с острыми ушами, но только не эльфийским, а, скажем, рысьими; с чёрными острыми когтям; нос сросшийся со ртом и остро вынюхивающий незнакомые запахи. Бросив на нас мимолётный взгляд вертикальными зрачками, он со всей возможной скоростью почапал дальше. Однако эт ему не удалось. Из-за того же поворота вырулила запыхавшаяся обыкновенная девчонка.
— Стой, Тигра! — звонко выкрикнула она. Пацанёнок, услышав голос, вжал голову в плечи и наоборот, наддал так, что снег полетел из под простеньких зимних чунь. Мои гости, оторопев, наблюдали за открывшейся картинкой. Девочка прокричала ещё раз:
— Стой! Всё папке расскажу, что ты ничего не доделав из дому убежал!
Пацанчик, тем не менее, не обращал на неё никакого внимания, он почти добежал до того угла, около которого мы проезжали и такая надежда была написана на его лице, что невольно вспоминались приговорённые к смертной казни и ожидающие Королевского помилования. Поскользнувшись он почти вписался в поворот, когда девочка вытянула руку вперёд и повела ею вверх. Ребёнок повис в воздухе, очень похожий на котёнка, взятого за шиворот. Был бы хвост, он бы поджал его между ног к груди. У гостей отвалилась челюсть. Маг бормотал что-то вроде: «Это невозможно. Так рано способности не могут просыпаться. Дети вообще не могут владеть магией». Девочка подошла за братишкой и независимо поздоровалась: