Диковатый мужик чё то проорал и убежал на стену. Подскочили ещё несколько человек, в тёплых тяжёлых полушубках, с ростовыми луками, явно не охотничьими, и тоже ломанулись вверх. Гавкающая команда, и ровный гул летящих стрел, визги раненных гончих, грызня. Опять тяжёлый вопль, и очередной залп, после которого всё стихло.
— Интересно, чем же они стреляли, что Гончие были ранены и моментально отвалили? — немного ошарашено прошептал Седой.
Я недовольно посмотрел на него и ничего не ответил.
Лучники, не торопясь, спускались с деревянного помоста над воротами. Вся сшибка произошла очень быстро, мы даже не успели очухаться. Звероватый мужик, заросший диким волосом почти по самые глаза, подошёл к нам.
— Кто такие? Чего здесь надо? — отрывистыми ударами хлыста звучали его слова.
Я, подвинув попутчиков, решительно выдвинулся вперёд:
— Люди мы не местные. Судьбу промышляем. Милости у вас просим. Отдохнуть нам чуток, да и в путь дальше двигать.
— Судьбу промышляете? По ходу сегодня наоборот вас чуть судьба не промыслила, — хохотнул мужик.
Я красноречиво пожал плечами. Мужик задумался.
— А маг ваш как? Смирный? — неожиданно очнулся он.
Маг возмущённо открыл рот, чтобы вякнуть что-нибудь ни к месту, но получив удар локтем в солнечное сплетение от эльфийки, заткнулся, посмотрев изумлёнными глазами на это нежное и хрупкое существо.
— Нормальный, — как мне показалось, дипломатично ушёл я от ответа.
Мужик поскрёб ногтями в бороде, явно нащупывая какое-то животное (как оказалось мясное, потому-что потом пойманное зубами прищёлкнул):
— А сам?
Я пожал плечами.
— Вроде никто не жаловался.
— Что так? Не за что было? Или некому?
Я опять пожал плечами:
— Да по разному.
— Ну-ну, — уже добродушно прогудел мужик, похлопал меня по плечу и проорал, развернувшись, — займись этими.
Подошедший к нам лучник, оказался девушкой. Седой, посмотрев на ростовой лук и на хрупкую девушку, тоже открыл рот, и тоже получил, правда для разнообразия кулаком в бок от дроу.
— Пойдёмте, я вас провожу, — и так, огромными глазищами, хлоп-хлоп.
Судя по картинке, даже Арни поплыл. Да и эльфийка посмотрела тоже с большим интересом. Я же смотрел через полуприкрытые веками глаза. Если бы не гончие, фига с два бы я завалился на этот хутор.
Отвели нас в большой дом, предназначенный для работников, в сезон нанимающихся для уборки фруктов, овощей и т. д. и т. п., и оставили там.
Арни уселся за длинный неструганный стол и спросил, снимая шапку:
— Слушай, Митрич, ты же говорил, что никто не селится на расстоянии несколько дней от Проклятого города.
Я пожал плечами и неопределённо сказал:
— Всякое бывает.
Зашла девонька, поразившая нас своим луком. Она притащила несколько плошек с чем-то горячим:
— Отведайте, что бог послал, — неожиданно певучим голосом пригласила она нас к столу.
Долго упрашивать не пришлось, соскучившись по горячей пище, мои попутчики накинулись на угощение как гончие на нас, а гном, когда подумал, что его никто не видит, даже облизал тарелку. Я к еде не притронулся. Востроглазая лучница, с полупоклоном спросила:
— А ты чего, боярин? Али не по нраву еда наша тебе пришлась?
— Что ты милая, — ненатурально ласково улыбнулся я, — всё по вкусу. Просто нам бы дальше путь держать, к заре навстречу.
Все уставились на меня, как баран на новые ворота. Кто-то вякнул, мол задержаться хотя бы до утра. Востроглазая с улыбкой посмотрела на меня:
— Ну, что? Останетесь может?
Я замахал рукам::
— Ни ни, хозяюшка, дела ждут…
Она покинула горницу со словами:
— Ну ладно, гости дорогие. Неволить грех, пойду вам в дорогу соберу чего-нибудь.
На меня все уставились как на врага народа:
— И зачем это? — спросил недоумевающий Седой.
Я оглядел их, но объяснять ничего не собирался, мне было плохо. Хорошо, что меня поддержала эльфа:
— Надо уходить. Срочно уходить.
Было видно что она на пороге истерики, только поэтому остальные не стали спорить.
На улице шёл снежок, яркая полная луна, тёмные силуэты деревьев. Побрёхивали собаки, откуда то несло дымом и гречневой кашей. Гном недовольно повёл носом, но возникать не стал. Видимо слова эльфийки, а скорей её поведение, подействовали на всех. Ну и слава Богу, не хватало мне ещё их убеждать. Внутри всё леденело, но я старательно улыбался и благодарил, благодарил, благодарил; кивая всем, жал руки и ждал, пока откроются ворота.
Мы потихоньку съезжали с поляны, где стоял Ивановский хутор. Мужики махали нам вслед, попутчики махали в ответ, довольные гостеприимством. Правда, довольны были не все. Эльфийка выглядела больной, да дроу задумчиво поглядывал на меня. Арни спросил:
— Почему, кстати, хутор называется Ивановский?
Я флегматично пожал плечами:
— Семья здесь большая жила — все Ивановы дети, вот и назвали — Ивановским.
— А почему жила и куда все делись?
Я опять пожал плечами:
— Не знаю, деды уже не помнят, чтобы здесь из Ивановых жил кто-нибудь. Рассказывают всякое, что аж и пересказывать не хочется.
— А всё-таки? — поддержала эльфа Арни. — Наверняка ведь есть какая-нибудь байка или легенда?
— Ну есть, — неохотно признался я. — Говорят, что место было богатым. Когда то давно, пока на этих землях стояло безвластие, приехали сюда три друга. Ветераны имперской боевой пехоты. Их после войны человек триста всего осталось. Император им и нарезал здесь землицу, потом, правда настоящие хозяева появились, истинные. Но и им бывшие вояки пригодились, тем более старики то в возрасте были, а молодёжь имперской клятвы не давала, а присягала своему барону. Вот так и поладили. Старший, среди ветеранов, Иванов был, его и страшим считали. Постепенно, все семьи перемешались, родственниками стали. Дети переженились, внуки появились, но старшим всегда Ивановы были. Вот и та история с четвёртым Ивановым произошла. Их тогда шесть братьев в доминирующей семье были. Старший, как водится староста, остальные просто хозяева крепкие, а четвёртый, какой то не такой. Ну да в семье не без урода. Один из братьев сильно завидовал всем остальным. Вроде и хозяин справный, и сам не урод, и жена у него хорошая, а только вот было в нём, что-то такое, без чего можно было бы прекрасно обойтись. Зависть.
Завидовал он по страшному старшему брату, что он старший уродился и со временем обязательно станет старостой. Второму брату, что у него жена красавица. У третьего брательника — дети его нравились. Пятый брат приторговывать ездил, так что деньги у него водились. Младшему — за то, что он младший и родители его сильнее всех любят. А зависть — это такая штука интересная: сильных людей она дело делать заставляет, а слабых губит. И объясняли ему, что жену нарядить, да любить, так она тоже красавицей будет; что дети не сорняками в огороде расти должны; что родители и его любят; что старший поумней его, но от помощи братовой никогда не откажется; а если денег хочется — пусть с пятым братом поговорит. Ничего не понимал.
Вот его и наказали, должен он помогать любому путнику, пока не поймёт, что же сделал. Так что вот. Стали с тех пор они всей деревней помогать. Иногда путник и помощи то не хочет, ан нет — не положено. Положено помощь, значит приди и возьми. Ну и четвёртый брательник то истовый был — ему бы в попы пойти. Цены бы не было. Так что наказ старших братьев стал исполнять на раз. Но то ли путников стало меньше, то ли что ещё, но стал он шалить. Если проезжает мимо какой путник, то его волчьей стаей к ним загоняют.
— Я так и не понял, чего здесь такого страшного? — пожал плечами Арни. — Ну загоняют волки, ну помогают потом путникам. Ну и что такого то?