— Она не отдала бы тебя, стала преследовать меня, — постарался внятно объяснить адепт. — Фригга была очень сильной ведьмой, мне посчастливилось её одолеть, большую часть своей энергии она тратила на вашу защиту. И я не тронул мальчишку. Кстати, где он?
— Я не имею права быть рядом с ним, — горько ответил Локи, презирая свою беспомощность. — Я всегда буду сыном убийцы, он не сможет простить и забыть об этом, а ещё хуже, что я не смогу.
— Глупости, — покачал головой Лафей и сделал смелый выпад, опустив ладони на колени сына, нагнулся к нему ближе. — Тебе нужен кто-то, Локи, ты не можешь быть один. Я беспокоюсь о тебе, даже если ты не веришь в это. Теперь я не могу быть с тобой постоянно, а он может.
— Он уйдёт, — уверенно отозвался сын. — А если нет, я прогоню его сам. Он забудет обо мне и обретёт рано или поздно своё счастье, которого я лишён. А мы с тобой будем коротать вечность вместе, папочка.
Под гнётом силы Локи адепт закричал и рухнул на пол, уже второй раз за одну ночь мучаясь в конвульсиях от скручивающей внутренности боли. Лафей катался по полу, а его плоть когтями рвали мстительные демоны, и этому не было конца и края. Локи наблюдал за делом рук своих отстранённо, словно не его воля была причиной чужих страданий. Насладившись вдоволь, он ослабил натиск и дал Лафею отдышаться перед новым заходом.
— Знал бы ты, как всё обернётся, может, поступил бы иначе, — небрежно бросил Локи, его зелёные глаза не ведали пощады к прародителю. — Если бы хоть на миг задумался, что я Уроборосом* сдавлю тебе горло.
— Никогда, — прохрипел Лафей, переводя дыхание после пытки. — Никогда я не изменил бы своего решения. Так было суждено, если хочешь, ты единственное вечное существо, ты постигнешь все тайны мироздания, ты стал воплощением силы, это стоило всего.
Локи скривился: мнения отца он не разделял.
— Ты можешь отрицать это, — адепт приподнялся на локтях и взглянул на сына восхищённым взглядом. — Но факты неумолимы. Ты уже не человек, ты стал высшим существом, ты бог, которого смертные должны бояться.
— Мне это было ненужно! — Локи вскочил с кресла, стал расхаживать из угла в угол. — Я ненавижу эту жизнь и не могу от неё избавиться.
Лафей тоже не без труда поднялся на ноги.
— Не прогоняй брата, — осторожно начал мудрый дух. — Перестань искать утешения в одиночестве, впусти его в свою жизнь. Жизнь смертных коротка, но какое-то время…
— Заткнись! — рыкнул Локи. — Моё рождение навлекло на него беду, неужели ты думаешь, я и дальше буду калечить его жизнь, я ведь не ты.
Локи кривил душой, ему так не хотелось повторять ошибки отца, но разве не это он сделал, наделив Тора даром вечности? Единственным оправданием служило лишь то, что у него не было выбора. Лафейсон не желал Тору столь унизительной и нелепой смерти. Правда обо всём этом отец не знал.
— Не нужно калечить…
— Я рассказал ему, что мы братья, он знает. Как, ты думаешь, он будет реагировать на меня? Тор не из тех, кто охотно ляжет в постель со своим родственником, он смелый муж, и ему нужна женщина, мать его детей, ему нужна отрада для глаз, а не объявившийся братец-колдун, — Локи развёл руками. — Я как чёрт, выпрыгнувший из табакерки, надо мной то ли потешаться надо, то ли жалеть.
— Не может быть, — восторженно прошептал Лафей. — Ты влюблён в него и боишься причинить ему боль.
— Да, я люблю его. Я хочу его до дрожи, до боли, и я никогда не получу желаемое, уж точно не теперь.
— Как же ты не понимаешь, — покачал головой отец. — Он будет страдать вдали от тебя ещё сильнее, чем рядом с тобой. Сейчас, когда он знает, что ты жив, ты причинишь ему ещё больше боли, чем я тебе, твоё напускное равнодушие надломит его. Ты хоть понимаешь это? Если он не ушёл сразу, как узнал о вашем родстве, он уже не уйдёт, чтобы ты ни делал.
— Ты не понимаешь…
— Я намного старше тебя, Локи, — менторским тоном заявил Лафей, давно он не позволял себе такой вольности. — Я понимаю, что ты делаешь, но это не выход, поверь мне.
— Поверить? — колдун зло рассмеялся в голос. — Поверить тебе? Ты лгал мне всю мою жизнь, я не стану уподобляться тебе.
— И чем твоя правда лучше моей лжи? — Лафея задело отношение Локи, и хотя он не мог его упрекать в этом, всё равно было неприятно. — Я огородил тебя от прошлого, а что сделал ты со своим братом?
— Пошёл прочь! — зашипел Локи.
Дух исчез, не в силах противиться воле колдуна, впервые отец вёл себя иначе, чем всегда, словно всё возвращалось на круги своя. И он был прав, как бы Локи ни стремился настаивать на противоположном.
— Что же мне делать? — маг обессиленно рухнул в кресло и закрыл лицо руками.
Как бы он ни поступил, всё равно это будет нечестно по отношению к Тору.
Рассвет был ещё далёк, но Локи было тошно в поместье, сегодня он беспокойным духом метался от одного дома к другому.
Оказавшись на родной поляне, скрытой ночным пологом, он почувствовал неладное.
«Ушёл?» — спрашивал сам себя и не знал пока ответ.
В окне был виден свет, Локи ступал медленно, Фенрир был где-то рядом, он отдал зверю приказ приглядывать за домом и Тором, что было в высшей степени странно, если он так желал его ухода. Колдун не знал, как себя вести, если Тор остался, а если ушёл, как пережить свою потерю. Он чувствовал смятение, приближаясь к избе, но, заметив у лестницы маленькую чёрную тень, занервничал и прибавил шаг. Локи не понимал, отчего сердце стало вдруг беспокойно сжиматься.
— Эрос, ты что здесь делаешь? — подозрительно поинтересовался колдун, он нагнулся, хотел подхватить кота на руки, но тот отскочил от него и на вопрос не ответил. — Эй, пойдём быстро домой. Тебя что, Тор выгнал?
Глупое предположение, но другого у Локи просто не нашлось. Эрос всё так же упрямо продолжал молчать и пятиться от него.
— Так, — нахмурился Локи. — Сейчас узнаю, в чём дело.
Лафейсон поднялся по лестнице, распахнул дверь, шагнул вперёд, наступая в багрово-красную лужу, и тут же дёрнулся назад, ударившись спиной о дверной косяк. Локи рванул вперёд, падая на колени, голова закружилась от кровавой картины, что перед ним открылась, в нос ударил острый запах стали. Тор лежал на полу, завалившись на бок, из груди торчала рукоять ножа.
Никто не мог войти сюда, никто! Глаза колдуна метались от мертвенно-бледного лица к испачканным в крови волосам, от рукоятки ножа к потухшим бесцветным глазам, они были открыты, словно Тор ждал его появления и силился не сомкнуть веки от боли.
Локи на коленях подполз к брату, пачкая одежду в его крови, обуреваемый ужасом от увиденного, он дрожащими руками касался мощного бездыханного тела. Лафейсон тряс охотника, словно пытался добудиться, но мертвец не просыпался. Чернокнижник хватал воздух открытым ртом, но ему казалось, что он задыхался с каждым новым глотком.
— Ты не можешь, — вымученно прошептал Локи. — Ты мне нужен, ты не можешь так со мной поступить…
Лафейсон с трудом собрался с мыслями, дрожащими руками перевернул Тора на спину и, ухватившись за рукоять ножа двумя руками, потянул вверх, вытаскивая застрявший в плоти металл, из раны потянулся ручеёк крови, проливаясь на одежду Одинсона. Локи обессиленно рухнул на грудь покойника, сотрясаясь от рыданий, его волосы вымокли в крови брата.
— Вернись, умоляю, вернись…
Локи обнял Тора, прижимаясь к нему всем телом, но ответных объятий не получил. Лафейсон ничего не мог сделать, ему оставалось только ждать. Охотник должен был восстановиться, ведь он должен быть под стать ему бессмертен, только от этого легче не становилось. Локи впервые проводил ритуал воскрешения, что, если он был верен не до конца, что, если второй раз брат не очнётся?
Локи рыдал на груди мертвеца, не желая отпускать его даже на миг, он так и не закрыл распахнутую дверь, и ветер могильным холодом прошёлся по избе, задул свечи и подтопок. В такие моменты обычный адепт всегда был уязвим, не в состоянии защитить себя из-за сильного душевного потрясения, только на службе сил зла мягкой поступью вокруг дома расхаживал Фенрир, оберегая уединение братьев.
Лафей оказался как никогда прав: он был под стать ему жесток, только оружием отца была ложь, а сына — правда.