— Сейчас свечи потушу, — вздохнул Одинсон, стараясь гнать от себя дурные мысли.
Почему-то охотнику казалось, что никого, кроме любимого отца, в своих снах Локи видеть не мог и уж точно никто другой не мог вызвать бурю эмоций в сердце колдуна. Слишком близки они были, и даже после смерти Лафей, казалось, держал сына рядом, как привязанного. Пусть чернокнижник не поднимал эту тему, не говорил о своей любви, но Тор-то знал. И ревновал, хотя понимал, как это глупо — ревновать к покойнику, и ведь знал, что должен был дать Локи время, но ему так хотелось завоевать его сердце, отдать ему всю нерастраченную любовь, всего себя.
— К чёрту свечи, — бросил Локи, он окончательно пришёл в себя, сбросив остатки сна. — Иди сюда.
Лафейсон вцепился в сорочку Тора с неистовой силой.
— Иди ко мне, — улыбаясь, зазывал Локи.
— Ну и чего ты такой довольный? — Одинсон хмурился, как предгрозовое небо. Он тяжело уселся на постель спиной к Локи, лишь бы скрыть ревность, и шумно вздохнул, как древний старик. — Что увидел в своём сне?
«Или, лучше спросить, кого?» — подначивал внутренний голос.
— Ты уверен, что хочешь знать? — Локи закопошился сзади, спешно снимая сорочку.
— Конечно! — с возмущением отозвался Одинсон, ожидая самого худшего. — Хочу знать, кто занимает твои мысли, с кем тебе было так хорошо.
Локи не был уверен, что Тор готов услышать всю правду. Судя по множеству символов, сновидение имело судьбоносный характер для всего ныне живущего. Локи и сам не рискнул дать точное определение, он лишь знал: невежество и страх призовут за собой смерть, а потом придёт расплата за прегрешения. И платить людскому роду придётся очень долго и мучительно.
— С кем мне было хорошо? — тихо засмеялся Лафейсон и обнял кручинившегося брата, вызывая странную дрожь в его мощном теле. — С кем-то очень упрямым и сильным, с тем, кого встретил случайно, с тем, кого я очень сильно полюбил.
Тор шумно сглотнул и замер ни жив ни мёртв. Речь шла вовсе не о Лафее.
— И кто же это? — уголок губ дёрнулся вверх, Тор хотел услышать желанный ответ.
— Я думаю, ты его знаешь, — насмешливо ответил чернокнижник, тут же отстраняясь. — И если бы этот бугай был хоть чуток понятливее, может, успел бы поймать нужный момент.
Игру Лафейсона охотник понял с опозданием. Колдун только что вальяжно к нему приставал, а он, дурак, со своей глупой ревностью, словно муж обманутый, допытывался и расспрашивал, когда надо было действовать. Одинсон немедленно обернулся всем корпусом, его встретил насмешливый взгляд зелёных глаз. Колдун предстал перед ним обнажённый и сверх меры довольный своей игрой. Локи обхватил его щёки тёплыми ладонями и прильнул к губам. Поцелуй был ласковым и мимолётным. Колдун немного отстранился, с любопытством отмечая, как темнело и сгущалось, становилось тёмной мглой дьявольское небо в глазах брата. Тор был неистовым и неудержимым, как сущность из сна. Как только ему хватало сил сохранять контроль?
Локи снова одарил нежным поцелуем неожиданно притихшего охотника. Тот, казалось, со скрипом осознавал происходящее, взгляд метался по лицу колдуна, по обнажённому телу.
— Эй, теперь ты меня пугаешь, — ухмыльнулся Лафейсон, не понимая промедления. — Может, ещё не время?
— Самое время, — вдруг с напором ответил охотник.
Теперь уже Тор взял на себя инициативу. Он не хотел спешить, но с трудом контролировал себя, отчего поцелуи его были жадными и напористыми. Одинсон оглаживал, ласкал обнажённое тело руками, наконец дорвался до сладкой истерзанной садистом кожи. Тор подловил себя на мысли, что его не нужно было принуждать, он всем своим существом желал соединиться с родственной частицей своей души. Локи не противился, подпускал к себе, осознавая свою ответственность за это решение. Теперь охотник мог показать себя, и он старался быть щедрым на ласки: Тор языком оставлял влажные дорожки на теле зеленоглазого чёрта там, где Лафей резал нежную плоть острым кинжалом; Одинсон ласкал языком, словно стирая память о тех давних событиях. Локи тяжело дышал и постанывал, наслаждаясь каждым отрывистым касанием языка, горячим дыханием на своей коже. Щетина царапала, а золотистые пряди волос щекотали, так странно и приятно это было. Тор ощупывал его, изучал, словно пытался добраться до сути, до конца понять всё, что Локи не договаривал. Колдун лениво наслаждался свалившейся на него негой, он не руководил процессом, не указывал, что надо было делать, и чуть было не задохнулся от возмущения, смешанного с беспокойством, когда Одинсон вдруг мягко обхватил его полувставший член рукой и направил в свой рот.
— Не надо! — резко бросил Локи, приподнявшись на локтях. — Не нужно делать того, чего ты не хочешь.
Замерший без движения в нелепом положении Одинсон шумно выдохнул через нос. Взгляд охотника смягчился, он просто понял: Локи опять за своё, снова хотел огородить его от поспешных действий. Только Тор не предпринимал ничего поспешного, сейчас он просто до безумия хотел всего, тем более если зеленоглазый чёрт жаждал этого не меньше. Не намеренный отступать Одинсон продолжил изучать достоинство колдуна губами и языком.
«Ещё чего, — заворочалась мысль в голове Тора, когда он почувствовал, как Локи отозвался на его ласки. — Ты весь мой, привыкай».
То ли Локи услышал мысли любовника, то ли прочувствовал их каким-то иным способом, но болтать больше не стал, а вот стонал с каждым движением Тора всё громче. Одинсон и сам не на шутку завёлся от того, что делал, от колдуна волнами исходила тягучая энергия, которая охватила и его тоже, но тут Локи снова заартачился, упёрся ладонями в плечи любовника, отстраняя.
— Проклятье, — прошипел колдун с лёгким раздражением. — Ты хочешь, чтобы я кончил раньше времени? Хватит ради богов!
Тор, тяжело дыша, выпустил напряжённый член из своего рта, Локи тем временем вальяжно раскинулся перед ним, раздвигая ноги, предлагая себя самым непотребным образом. В жилах Тора вскипала безудержная ярость, он опасался даже думать, что вот так вот колдун предлагал себя отцу. Где-то очень глубоко внутри охотника ядом жгла мысль, что любимый брат мог позволить себе быть с кем-то ещё, кроме него. Лафей, разумеется, был в прошлом, но что, если со временем Локи ещё на кого-то положит глаз? Скорее всего, Одинсон без промедления убьёт любого своего соперника. Однако в таком случае чем он сам был лучше Лафея? Сейчас думать об этом не хотелось.
— Нам нужно масло, — хрипло напомнил Тор, памятуя о подготовке к соитию. — Я схожу.
— Куда ты сходишь?! — взмолился Лафейсон. — Под кроватью. Уже позаботился.
От сердца тут же отлегло, значит, неспроста Локи выжидал. Он тоже этого хотел. Охотник торопливо нагнулся, шаря рукой под кроватью. Искомое нашлось быстро, крышка открылась без проблем, а Локи только наблюдал и растягивал губы в хитрой улыбке, словно знал некую тайну, брату неведомую.
— Я сам, — с напором утвердил Тор и немного стушевался. — Ладно? Я не хочу навредить, если что, ты мне говори, если вдруг будет больно.
— Ты всё сам поймёшь, — хмыкнул Лафейсон, удивляясь странной нерешительности.— Ты так трясёшься…
— Просто хочу всё сделать правильно, чтобы тебе было хорошо.
— Так делай, — тепло улыбнулся Локи.
Терпение у Тора оказалось небывалое, сперва он скинул мешающую ему сорочку, демонстрируя своё тело в полной красе, а потом началась мучительная подготовка. Лафейсон извивался и стонал, он закатывал глаза от наслаждения и широко разводил ноги, прося о большем, пока Одинсон пальцами доводил его до безумия. Охваченный дурманом предвкушения, он уже стал умолять любовника перейти к решительным действиям. Лафейсон подловил себя на мысли, что в своей манере подготавливать его Одинсон имел некоторое сходство с двойником, которого колдун создавал прежде. Всё бы хорошо, но Локи уже был на грани.
— Ну, пожалуйста, — простонал Локи, и с его губ сорвалась совершенно случайно отчаянная мольба: — Брат!
Колдун успел осознать, что всё испортил этим коротким словом. Наверное, совершенно неуместным, но Тор отреагировал не так, как ожидал Лафейсон. Настойчивые пальцы покинули разработанный вход лишь для того, чтобы в следующий момент Одинсон с напором и какой-то первобытной жаждой задвинул в него своё горячее естество. Локи вскрикнул, выгибаясь под своим мучителем, но его сопротивление Тор подавил моментально, накрывая тонкие губы своим ртом. Колдун зажмурился, хватаясь руками за крепкие плечи, стараясь как можно полнее расслабиться, волна боли и нетерпения охватила его всецело.