Тор дал ему мимолётную передышку, оторвался от губ, заглянул в шальные зелёные глаза, в которых плескалась неизведанная бездна — боль, желание, тепло.
— Прости меня, прости, — заполошно шептал охотник.
— А говорил, что никогда не будешь любить меня, — Локи улыбался, а по щекам катились слёзы.
— Соврал, — твёрдо ответил Тор и тут же пришёл в движение.
Тор был существом несравненным, и только сейчас Локи понял это и прочувствовал на себе. Сколько в нём было нерастраченной силы и кипучей энергии, сколько жадности и нежности. Он налетел, как штормовой ветер, он разил, как яркая и смертоносная молния. Тор заставлял Локи стонать, извиваться под ним, он выколачивал из него дух, загоняя яростно, напористо. Колдун едва успевал ловить воздух открытым ртом, чувствуя, что вот-вот он просто потеряет сознание от такого напора, но Локи не просил пощады, не пытался усмирить брата, используя свою магию. Он вполне мог остановить Тора в любой момент, но даже думать об этом не смел.
Локи обвил ногами крепкие бёдра Тора, одной рукой вцепился в его плечо, а другой схватил за волосы, сжал до боли, того гляди вырвет целый клок, но Одинсон не пытался вырваться. Они уже подошли к самому краю. Локи просто не мог себя преодолеть, ему хотелось нашёптывать о порочной связи снова и снова, напоминая, что Тор сейчас был со своим кровным родственником.
— Ещё немного, братишка, — сладко прошептал Лафейсон. — Ещё немного, родной.
Одинсон позволил себе смириться со своей извращённой натурой, но слышать, как Локи называл его братом в такой интимный момент, оказалось пределом его желания. Локи вскрикнул, выгнулся дугой, выплёскиваясь себе на живот, и Тор догнал его, кончая в глубину влажного тела, чувствуя, как кулак на затылке сдавил волосы до скручивающей боли. Одинсон застонал, он ещё не мог прийти в себя после того, что сделал, лишь в голове ворочались беспокойные мысли. Он хотел быть нежным, не желал причинить боли родному человеку, только не смог справиться с собой.
Одинсон неловко попытался отстраниться, но Локи вдруг разжал кулак у него на затылке, стал нежно гладить его по взмокшим волосам.
— Подожди немного, — с надеждой и едва уловимым отчаянием в голосе попросил Лафейсон. — Хочу до конца ощутить…
Колдун не договорил, но Тор повиновался. Он не хотел добиваться объяснений, охотника вдруг накрыло чувство беспредельного умиротворения, которого он был лишён с самого детства. Должно быть, он и сам был испорченным, если вдруг ощутил неведомую тягу к мужчине да к тому же собственному брату, если, как дурак, ревновал его к отцу-покойнику. По всему выходило, он, Тор, свихнулся. Ну и пусть! И неважно, как далеко они с Локи могли зайти. Тор выбрал свой путь, и он не намерен был сворачивать с этой дороги.
Локи тихо вздохнул, выпустил брата из оков своих рук и ног, позволяя покинуть своё тело. Тор лёг рядом на бок, он нагнулся к плечу колдуна и нежно поцеловал влажную кожу.
— Прости, что сделал больно, — поникнув головой, повинился охотник.
— Ерунда, — тихо отозвался Локи.
— Нет, вовсе не ерунда, — взвился любовник, он приподнял голову и стал разглядывать лицо мага, расслабленное и спокойное. — Я не хотел так, просто…
— Замолчи и послушай, — лениво, словно кот, промурлыкал Лафейсон и повернул голову, чтобы видеть брата. — Ты ведь знаешь, как причинять боль, ты всю свою жизнь пытал и убивал адептов.
Тор шумно сглотнул, напрягся и забеспокоился. Зачем колдун напоминал об этом именно сейчас?
— Знаю, — через силу отозвался охотник.
— Ну и скажи, — продолжал Локи непринуждённо, — разве то, что мы делали сейчас, похоже на то, что ты делал прежде?
— Нет, — прозвучало как-то неуверенно из уст Одинсона. — Локи, я просто не хочу быть похожим на него.
— На кого? — удивился колдун, тёплая улыбка украшала его тонкие губы.
— На Лафея. Я хочу быть лучше. Я хочу дарить тебе свою любовь, а не боль.
— Иногда ты становишься на удивление неуверенным в себе, — заметил Лафейсон. — Пойми наконец, я могу позволить себе быть слабым и ведомым рядом с тобой, но тебе не стоит даже на миг допускать, что я не в состоянии защититься даже от такой силы, как ты, мой Тор.
Одинсон не был уверен, стоило воспринимать слова брата как предупреждение, или Локи снова давал понять, что был достаточно силён, даже если придётся бороться с существом таким же бессмертным, как и он сам. Даже если это брат, даже если они близки как любовники.
— Я помню, — едва заметно кивнул охотник. — Не романтизировать тебя.
Локи приглушённо рассмеялся. А Тор решительно поднялся с постели, чувствуя, как колдун прокаливал его спину взглядом. Одинсон коротко объяснил, что им следовало немного привести себя в порядок. С этой целью охотник намочил мягкую ткань в ведре, которое томилось в горячей нише подтопка. Тор бросил поспешный взгляд на Эроса, тот развалился на стуле так вольготно, того гляди упадёт на пол. Нахмурившись, Одинсон аккуратно подтянул кота так, чтобы тот не брякнулся со своего лежака, быстро привёл себя в порядок и направился к Локи.
Лафейсон успел уже и глаза закрыть и, казалось, задремал. Тор приблизился к постели, облокотился коленом на ложе и стал вытирать Локи живот, осторожно прошёлся между ног и вдруг услышал, как колдун заплетающимся языком выговорил: «Спасибо».
Когда Тор закончил ухаживать за колдуном, тот уже спал. Да и на Тора свалилась небывалая усталость.
***
Кузнец подобострастно рассказывал охотникам о том, как доложил Вольштаггу о странном человеке, что жил уединённо в лесу у озера. Охотники ордена подняли все силы, дабы отыскать загадочного колдуна, устроившего погром и кровавую баню в подземельях святого ордена, никто толком не знал, как он выглядел. Ходили разные слухи: одни утверждали, что колдун был высоким голубоглазым блондином, другие говорили — зеленоглазый брюнет, иные считали, что это был один и тот же человек, принимающий разные обличия. Так или иначе, колдуна необходимо было доставить в орден, живым или мёртвым.
За подробную информацию кузнец получил мешок золотых и довольный собой лишь наблюдал из своего двора, как охотники устремились по указанной дороге. Они ушли уже достаточно далеко, наконец скрылись из вида. Мужик развернулся, хотел было направиться в дом, но остановился на дорожке как вкопанный. У двери его поджидал заблудший белый козёл, рога красивые, длинные — породистый, не иначе.
— Ты откуда такой взялся? — недоверчиво спросил кузнец у козла. — От кого сбежал?
Козёл посмотрел на него пристально, глаза полыхнули синим пламенем.
— Бес! — всполошился мужик, пятясь от проклятой скотины.
В следующий миг он отвлёкся на скрежет позади себя, звон монет привёл мужика в замешательство, мешок в его руках пустел, а золото падало в снег. Да ещё козёл наступал на него, неотвратимо оттесняя назад. Он толком ничего и не понял, когда резкая боль пронзила тело, лишь увидел, как из груди торчали два кинжала, и кровавые пятна на одежде. Он хотел закричать, но изо рта вырывалось лишь бульканье, ноги не держали, а в следующий миг кинжалы исчезли, и он рухнул к ногам посланника самого дьявола.
Земля под ногами задрожала. Теряющий нить реальности кузнец услышал блеянье козлов и рык зверя, тот тяжёлой поступью приблизился к нему и, разинув пасть, схватил поперёк груди. Забавляясь, он подкинул умирающего в воздух, позволил ему упасть на землю. Послышался хруст костей, и Фенрир решительно набросился на предателя.
Закончив с трапезой, волк обернулся, глянул на козлов. Тяжело ступая, он приблизился к Тангрису, его рога были испачканы в крови смертного. Фенрир жадно втянул запах крови ноздрями и, опустив морду, стал вылизывать витые рога. Козёл не артачился, позволил волку широким языком смахнуть следы расправы над малодушным кузнецом.