Отворилась дверь, и вошёл Ролло с очередным стаканом шерри для Чефуика и льдом для Дортмундера и Келла, которые пили бурбон.
— Ничего, в другой раз повезёт, — подбодрил он.
Чефуик, забыв о стычке, сел и приложился к стакану.
— Спасибо, Ролло, — сказал Дортмундер.
— Я бы, пожалуй, — проговорил Марч, — выпил ещё кружку пива.
— Чудеса, да и только, — удивлённо произнёс Ролло и вышел за дверь.
— Что он имеет в виду? — с недоумением спросил Марч, оглядев друзей. Никто ему не ответил.
Келп повернулся к Дортмундеру.
— А что я скажу Айко?
— Что камня у нас нет.
— Он мне не поверит.
— Это очень грустно — вздохнул Дортмундер. — Скажи, что хочешь. — Он допил свой стакан и встал. — Я возвращаюсь к себе.
— Пойдём со мной к Айко, — попросил Келп.
— Ни за что, — отрезал Дортмундер.
Фаза Вторая
Дортмундер понёс к кассе буханку хлеба и банку сгущённого молока. Кассирша положила хлеб и молоко в большой бумажный пакет, и он вышел с ним на тротуар, прижимая локти к телу — несколько неестественно, но, в общем, ничего страшного.
Дело было пятого июля. Прошло девять дней после фиаско в «Колизее». Дортмундер находился в Трентоне в Нью-Джерси.
Светило солнце, но, несмотря на жару, Дортмундер был в лёгкой, почти наглухо застёгнутой куртке поверх белой рубашки и может поэтому казался злым и раздражённым. Через квартал от магазина положил пакет на капот стоящий у тротуара машины.
Сунув руку в правый карман куртки, он достал банку тунца, бросил её в пакет. Потом пошарил в левом кармане и вытащил два набора бульонных кубиков, которые также бросил в пакет.
Затем сунул руку в левый карман брюк, выудил зубную пасту и тоже положил её в пакет. Затем опустил молнию на куртке и достал пакет американского сыра, который тоже положил в пакет. И, наконец, из области правой подмышки извлёк упаковку нарезанной колбасы и присоединил её к остальному. Пакет был теперь гораздо более полным, чем недавно, и, взяв его в руку, Дортмундер отправился к себе домой.
Домом служил жалкий, занюханый отель. Дортмундер платил дополнительно два доллара в неделю за комнату с умывальником и газовой плитой, но полностью покрывал это экономией, так как питался дома, готовя себе сам.
Дом!… Дортмундер зашёл в свою комнату, пренебрежительно осмотрел её и разложил провизию. Он поставил воду на огонь — для растворимого кофе потом сел просмотреть газету, которую стащил утром. Ничего интересного. Уже целую неделю газеты не вспоминали о Гринвуде, а больше ничего в мире Дортмундера не волновало.
Триста долларов, полученных от майора Айко, растаяли, словно дым. Прибыв в Трентон, Дортмундер зарегистрировался в полицейском участке, как выпущенный под честное слово, — зачем напрашиваться на неприятности? — и ему предложили паршивую работёнку на муниципальном поле для гольфа. Он даже вышел туда как-то днём, подстриг зелёную травку, цветом напоминавшую ему трижды проклятый изумруд, и обгорел.
Этого было достаточно.
Дортмундер пил кофе и просматривал комиксы, когда в дверь постучали. Он вздрогнул и машинально посмотрел на окно, пытаясь сообразить, есть ли там пожарная лестница, потом вспомнил, что в настоящий момент он не в розыске, и, обозлённый на себя, пошёл открывать дверь.
Это был Келп.
— Тебя трудно найти.
— Не так уж и трудно, — возразил Дортмундер. — Входи же. — Келп вошёл в комнату, и Дортмундер запер за ним дверь. — Ну, очередное выгодное дельце?
— Не совсем, — ответил Келп, оглядываясь кругом. — Ты купаешься в роскоши, — усмехнулся он.
— Я всегда бросал деньги на ветер, — сказал Дортмундер.
— Для меня только всё самое лучшее. Что ты имеешь в виду — «не совсем»?
— Не совсем очередное выгодное дельце.
— Что ты имеешь в виду — «не совсем очередное выгодное дельце»?
— То же самое, — ответил Келп.
Дортмундер удивлённо уставился на него.
— Опять изумруд?
— Гринвуд спрятал его. Он сказал об этом своему адвокату и послал его сказать майору Айко. Айко сказал мне, а я говорю тебе.
— Зачем? — спросил Дортмундер.
— У нас ещё есть надежда получить наши тридцать кусков. И по сто пятьдесят в неделю, пока дело не будет сделано.
— Какое дело?
— Освободить Гринвуда, — ответил Келп.
— Ты свихнулся, — бросил Дортмундер и пошёл допивать свой кофе.
— Гринвуд здорово погорел и знает это. Его адвокат того же мнения. У него нет ни малейшей надежды выйти оттуда, его хотят засадить, все в ярости, что пропал изумруд. Итак, или он вернёт камень, чтобы заслужить боже мягкое наказание, или он даст его нам, если мы его освободим. Следовательно, достаточно помочь Гринвуду выйти оттуда, и камень наш. Тридцать тысяч долларов — как раз плюнуть.