Один мужчина отделился от толпы. Фрей безучастно уставился на него. Дородный, высокий, на полторы головы выше кузнеца, Керр подошёл к телу Сагвины и тяжело вздохнул:
— Ох, что же ты наделала, дочь…
Фрей нахмурил брови:
— Думаешь, она в чём-то виновата, Керр?
Неудавшийся родственник поднял широкое лицо и печально посмотрел на Фрея:
— Разве нет? Не стоило ей противиться воинам из клана Хван. Если бы она согласилась уйти вместе с ними, осталась бы жива.
Фрей окаменел. Где-то в груди заклокотала затихшая было ярость.
— Она осталась бы жива, если бы ты вышел и защитил её, — с ненавистью прохрипел кузнец. — В смерти твоей дочери виноват ты, а не она.
Он ожидал, что Керр разозлится, закричит, набросится на него с кулаками. Фрей хотел этого: он знал, что отец Сагвины никак не мог повлиять на то, что произошло, но Керр даже не попытался что-либо предпринять, и Фрей ненавидел его за это бездействие.
Керр не разозлился. Здоровяк снова вздохнул — ещё тяжелее, чем в первый раз:
— Я ничего не мог сделать, ты же знаешь. Не на моём Шаге Становления. Я ведь не боец, так что воины из клана не оставили бы мне и шанса. А у меня есть и другие дети, о которых нужно заботиться.
«В отличие от тебя».
Он не сказал этого вслух, но Фрей все равно догадался, что Керр имел в виду. У него было четверо детей, и трое из них были живы, неловко выглядывая из-за спины отца. Двум сыновьям уже было за двадцать: такие же крупные, как и их родитель, они тоже могли вступиться за сестру, но ни один из них этого не сделал.
«Когда мне было двадцать, — окинув их презрительным взглядом, подумал Фрей, — я уже служил в армии и не раз проливал кровь, как свою, так и чужую. А эти…»
Он не закончил мысль. Ему вдруг пришло в голову нелепое заключение, что в гибели Шейна было и нечто хорошее: по крайней мере, теперь Фрею не было никакой нужды в том, чтобы породниться с этими жалкими людьми.
Не желая больше продолжать разговор, Фрей на непослушных ногах двинулся к телу Шейна. Он не смотрел то, как Керр, так и не дождавшийся ответа, вздохнул в третий раз и поднял Сагвину с земли, а старший из его сыновей, скорчив страдальческую мину, брезгливо взял на руки голову родной сестры. Всё внимание Фрея занимал собственный сын.
Кисти кузнеца пронзила резкая вспышка боли, но он всё равно просунул их под Шейна и перевернул холодное тело. Глаза мёртвого подростка, так похожие на глаза матери, невидящим взглядом уставились на Фрея.
— Пойдём-ка отсюда, сын, — сглотнув ком в горле, Фрей дрожащими пальцами опустил веки Шейна. — Здесь нам больше нечего делать.
Прижав Шейна к груди, он спотыкаясь двинулся с площади, ощущая направленные в спину взгляды. Фрей не оглядывался: каждый шаг давался ему с трудом, а видеть бывших соседей, ни один из которых не пришёл ему на помощь, он больше не хотел.
«Даже если вы слабее, — думал он, скрываясь в проулке между домами, — даже если вы не воины. Вас много, а врагов… Врагов было всего трое».
О том, что за смерть представителей клана Хван непременно попытались бы отомстить, он предпочитал не думать. По мнению Фрея, все — от ублюдков, убивших его сына, до жителей деревни, — были виноваты в произошедшем по-своему.
Он закопал Шейна во дворе за кузницей. Здесь, на этой маленькой, заросшей густой травой полянке, его сын любил играть в детстве, а с годами начал постепенно тренироваться под руководством отца. Фрей решил, что это подходящее место. Тем более, что Шейн был тут не один.
Вытерев пот со лба, Фрей отставил лопату в сторону и вздохнул. Перед ним располагались два небольших холма: один из них давно покрылся травой и полевыми цветами, бережно посаженных самим Фреем. Второй холмик был совсем свежим.
— Ну, вот и всё, — Фрей отряхнул руки от мелких комьев земли. — Покойтесь с миром, Валия и Шейн. Простите меня. Я должен уйти. Но я вернусь к вам, обещаю.
На тыльную сторону ладони упала слеза, размывшая грязь и обнажившая кровавую рану. Затем упала ещё одна. Фрей хотел сморгнуть их и немедленно покинуть ставшее таким родным место, но это ему не удалось.
Ему вообще мало что удавалось.
Сдавшись, он рухнул на колени перед холмами, под которыми покоились его самые близкие люди в мире. И разрыдался.
Фрей не знал, сколько времени прошло, прежде чем он наконец смог успокоиться, но, когда он пришёл в себя, солнце давно уже успело скрыться за горизонтом. Всех слёз в мире не хватило бы, чтобы оплакать его родных, но ничего бесконечного в природе не существовало. Так и его слёзы закончились, оставив после себя лишь зияющую пустоту.