Его отряд вышел далеко не в полном составе, как и все патрули из форта Камерон в эти дни. Из кводов у Роллера был Гуннер, сумасшедший, как всегда. Сейчас он прятался в овраге, сканируя пустыню своими сенсорами. Затем был боец II по фамилии Виллен, которая, несмотря на ее последнее свершение, по всем признакам стала весьма приличным солдатом; ее дублер, новобранец Салазар, настолько зеленый, что становилось больно; и два биотела, оба ехали в кводе. Отряд, конечно, был слишком маленький для любых боев с племенем, но на нескольких оборванцев–бандитов их хватит. Или так надеялся Роллер.
А дело в том, что Старик оголил Альгерон, чтобы усилить краевые миры. Роллер понимал идею, но спрашивал себя, сработает ли она? Может ли Легион в одиночку остановить хадатан? И как насчет военно–космического флота? Что, если император пошлет их против Альгерона? Сержант покачал головой. Хорошо, что его работа ясная и понятная, а раз так, он будет ее продолжать.
По скрипящему снегу он вернулся к Виллен, обошел ее и взобрался ей на плечи. Опустив на глаза очки, сержант пристегнулся ремнями и включил рацию.
— Роллер–один Роллер–патрулю. Впереди бандиты. Двинулись.
Эта спальная клетушка была одной из многих, вырезанных в толще планеты. Щедрый запас одеял из шерсти дутов давал достаточно тепла, а занавеска из фабричной ткани создавала иллюзию уединения.
Були услышал шорох. Его рука скользнула вниз и обхватила лежащий рядом отрезок трубы. Эта изготовленная на Земле труба когда–то была частью челнока, разбившегося в пятидесяти милях к северу отсюда.
Наверху наступила ночь, так что шорох мог означать, что один из наа пошел на часок соснуть, как они делают каждые шесть часов, или что кто–то покушается на его жизнь.
Нет, никто явно не угрожал Були и убить его не пытался. Но легионер чувствовал вокруг себя какую–то напряженность, вроде еле сдерживаемой обиды, и она заставляла человека нервничать. Скорей бы они ушли из деревни Убивающего Наверняка в деревню Твердого, а еще лучше, если бы он мог совсем сбежать. Вот только как же быть со Сладостью Ветра? Мысль о том, чтобы оставить ее, лишиться ее навсегда, отозвалась в его сердце болью.
Снова раздался шорох, на этот раз ближе, и Були сел. Труба не бог весть какое оружие, но лучше, чем ничего. Он вжался спиной в угол и приготовился защищаться. Занавеска отошла в сторону, и облако духов окутало его. Сладость Ветра!
Занавеска задернулась. Сладость Ветра скользнула к нему под одеяло. Никаких слов не было произнесено, да они и не требовались. Губы нашли губы, тела сплелись, и руки заскользили по бедрам. Влечение было настолько сильным, настолько мощным, что Були задохнулся. Ее гладкий чувственный мех, твердые мускулы под кожей и язык, который исследовал его рот, мгновенно привели человека в состояние возбуждения. Не помешала даже боль от раны.
Сладость Ветра обхватила пальцами его плоть и повела рукой вверх и вниз. Легионер содрогнулся, заставил ее остановиться и начал свое собственное нежное исследование.
С каждой минутой напряженность их ласк возрастала, пока Сладость Ветра не могла уже больше терпеть и толкнула его внутрь.
Були прикусил губу от наслаждения, заставил себя сдержаться и поймал ритм, в котором она двигалась. Он не знал, что ему больше нравится, физическое удовольствие или эта удивительная близость с любимой женщиной. Ибо он думал о ней именно как о женщине, а не как об инопланетянке.
Медленно, но с уверенностью любой природной силы темп убыстрялся. Кусая друг друга за плечи, чтобы не закричать, они неслись на волне наслаждения, пока вместе не достигли высшей точки. Волна повернула вспять, стала водоворотом и засосала Були в океан чувства.
Когда все закончилось, они долго молчали. Були думал, как чудесно лежать тут, рядом со Сладостью Ветра, целующей его шею и шепчущей нежные слова ему в ухо. Он поцеловал ее в ответ, сказал, что любит ее, и знал, что это всерьез. Это было то самое знание, из–за которого слова даются так трудно.