— Как он работает?
Салазар показал, прикладывая одну из «чашек» к боковой стенке своего мозгового ящика.
— Каждый из нас помещает провод сюда, вот так, потом поворачиваем выключатель. Он работает, как обучающие сценарии в учебном лагере.
— За тем исключением, что управляем ими мы.
— Точно.
— А для чего два других провода?
— На случай, если ты захочешь подцепить одновременно четырех боргов.
Виллен мысленно содрогнулась.
— Фу!
Салазар посмотрел в ее сканеры. Конечно, это невозможно, но он готов был поклясться, что увидел там нечто большее, чем свое собственное отражение.
— Готова?
— Готова, и всегда буду.
— Ладно. Начнем.
Салазар приложил одну «чашку» к своему мозговому ящику, а вторую — к ее. Магниты удержали их на месте. Одной рукой он взялся за ручку настройки, а вторую положил на выключатель. Завывая сервоприводами, Виллен накрыла его руку своей. Салазар подвинул огромный колбасоподобный палец, и контакты замкнулись.
Цифры, которые уже стали частью нормального зрения Виллен, исчезли. Вокруг заклубился туман, но больше ничего не происходило. Салазара нигде не было видно.
— Сал?
Его голос раздался совсем рядом.
— Я здесь. Помни, реальность — это то, что ты хочешь. Попробуй представить себя.
Виллен попыталась. Туман закружился в вихре. Она посмотрела на свое тело и удивилась, почему оно осталось таким же?
— Сисси?
Голова киборга поднялась при упоминании ее прежнего имени. Салазар стоял перед ней. Он выглядел точно так, как в тот день, когда убил ее, только, разумеется, был без очков и револьвера. Страх сдавил горло Виллен.
— Ты красивая.
Красивая? Она посмотрела вниз и обнаружила, что резкие грани тела бойца II сменились приятно округлой плотью. Обнаженной плотью. Казалось так странно снова иметь груди. Она покраснела, и одежда появилась сразу, стоило только о ней подумать. Страх понемногу рассеялся. Виллен, ибо так она продолжала думать о себе, покружилась.
Воспоминания вернулись к ней. Воспоминания о том, что значит быть человеком, двигать своими конечностями, втягивать воздух в легкие, ощущать, слышать, чувствовать и видеть без электронной помощи. Она засмеялась, Салазар присоединился к ней, взял ее руку из плоти и крови в свою и закружил ее в импровизированном танце.
Виллен чувствовала себя удивительно легкой, но поразительно быстро устала и вспомнила, какое слабое на самом деле биотело. Ничего похожего на киберформу, которая могла бы танцевать сутками и не устать. Она остановилась. Салазар продолжал сжимать ее руку. Это было приятно.
— Что за этим туманом?
— Все, что захочешь. Чем полнее мы представляем себе наше окружение, тем реальнее оно становится.
Виллен задумалась. Лучше всего выбрать место, хорошо знакомое им обоим. Она вспомнила Землю и Тихий океан.
— Пляж с прибоем и бурунами и без людей.
Салазар кивнул. Туман закружился, стал прозрачным и растаял, открывая мили чистого пляжа. Вдоль него выстроились побеленные дома, отели и особняки–и все пустые. Солнце палило в спину, в двадцати ярдах от Виллен зашумел прибой, и пена хлынула к ее ногам. Кожаные туфли–лодочки показались глупыми, и Виллен пожелала, чтобы они исчезли. Песок под ее ногами был теплым и сырым.
— Привет, малышка.
Салазар изменился. Теперь он носил свободную голубую рубашку, белые шорты и пляжные шлепанцы. Он был таким красивым, и Виллен так его любила. Нахлынувшие эмоции переполнили ее и вылились слезами. Салазар обнял ее. В первый раз после своей смерти Виллен почувствовала тепло и безопасность.
— Прости, — сказала она.
— Ничего.
— Мы можем заняться сексом, если хочешь.
— В другой раз. Это не к спеху.
Впервые после зачисления в Легион Виллен почувствовала себя по–настоящему счастливой. Они еще были вместе, еще гуляли по пляжу, когда смерть обрушилась с неба.
Полковник Алекс Болдуин сидел боком, между двумя хадатанскими солдатами, и размышлял о своей судьбе. Десантное судно содрогнулось, входя в верхние слои атмосферы Альгерона, нагрелось, замедлилось и дернулось, когда два коротких тупых крыла выдвинулись из фюзеляжа.
Он вспомнил курсы военной истории и солдат, которые вызвались пойти на прорыв при осаде Бадахоса. Эти добровольцы прорубали себе дорогу через плоть и кости ради значка с лавровым венком или возможности повышения. Он подумал, что чувствует то же, что чувствовали они. Страх, смешанный с потрясающим восторгом, потому что все мосты уже сожжены и не осталось ничего, кроме настоящего.