— А как насчет вас, полковник? Норвуд говорит, о мы в состоянии войны. Я согласен. Но вы не пытались сбежать. Почему?
Болдуину хотелось заискивающе улыбнуться, но он подавил это желание. Улыбка ничего не значит для хадатан и только собьет их с толку.
— Я считаю себя другом хадатанской расы и не имею никакого желания бежать от их гостеприимства.
Позин—Ка погладил пальцами драгоценный камень, символизирующий его положение.
— Полковник Норвуд считает, что люди предпримут немедленную контратаку. Каково ваше мнение?
Болдуин откашлялся. Он почувствовал пот на лбу, но не стал вытирать. Какого черта нужно этому Позин—Ка? Хадатане отлично знают, что думает Болдуин. Так для чего этот спектакль? Ясно, что военный командующий хочет таким способом поставить оба мнения перед своим штабом, не говоря о собственной позиции. Но зачем?
Минутку… Норвуд высказала мнение прямо противоположное его собственному. Так вот оно что! У Позин—Ка или у кого–то в его штабе завелись сомнения. У кого? У Модер—Та? Чертовски маловероятно. Модер—Та — фанатик. Нет, должно быть, у самого Позин—Ка, а это представляет реальную угрозу планам Болдуина. Ему необходимо устранить подобные сомнения и убедить командира инопланетян поторопиться с атакой. Болдуин тщательно подбирал слова.
— Наши военные тратят большую часть времени на взаимные препирательства. А учитывая еще плохое руководство и сумасшедшего императора, нет сомнений в том, как отреагируют мои собратья–люди. Они стянут войска к центру империи, тем самым оставив незащищенными краевые миры, и сконцентрируют свои силы для решающей, по их мнению, битвы.
Болдуин сделал паузу, чтобы оглядеться. Он еще не изучил все нюансы хадатанского языка жестов и мимики, но увидел признаки одобрения. Воодушевленный, он продолжил свою речь:
— Преодолев без труда чисто символическое сопротивление и имея еще достаточно времени на подготовку, хадатанский флот уничтожит человеческий и обратит людей в рабство.
Последнее было скорее мечтой, чем уверенностью, так как хадатане предпочитали истреблять другие расы, а не порабощать их. Но Болдуину хотелось надеяться. Как приятно будет сидеть на троне мертвого императора и смотреть, как те самые офицеры, которые судили его, ползают у его ног.
Норвуд слушала Болдуина с растущим чувством страха. Его аргументы выглядели гораздо убедительнее, чем ее. Ее мнение было скорее желаемым, чем обоснованным. Фактически, чем больше она об этом думала, тем больше склонялась к мысли, что Болдуин прав. Империя отойдет и сдаст Хадате все краевые миры. Вот почему хадатане пропустили торпеды: чтобы ускорить отступление, которое, по убеждению Болдуина, произойдет. Норвуд затошнило.
— Итак, — сказал Позин—Ка, — мы имеем двух людей и два мнения о том, как будет реагировать их раса. Думаю, вы согласитесь, что их суждения были интересными и поучительными. — Он повернулся к охраннику: — Уведите их. Что делать — вы знаете.
Охранник сделал жест согласия, приказал Норвуд и Болдуину сойти с возвышения и погнал их к люку. Дождавшись, когда люди уйдут, Позин—Ка принял оперативные рапорты от командиров копий, а затем открыл обсуждение.
Официально разговор шел о стратегии, но в нем были и скрытые течения, подразумевающие возможность того, что Норвуд права.
Но всякий раз, когда эти настроения выражались словами, Модер—Та или один из более консервативных командиров копий высмеивали офицера, который высказал это мнение, постепенно отбрасывая все подобные замечания.
Видя это и понимая, что на стороне Модер—Та и согласных с ним сила власти, традиций и психологии хадатан, Позин—Ка закрыл собрание и отдал приказ атаковать.
Это было правильное решение. Он это знал. Но он по–прежнему не мог избавиться от страха, который грыз его изнутри.
С них сорвали одежду и пристегнули ремнями к стоящим бок о бок столам. Логика была неопровержима. Норвуд плохо вела себя и должна понести наказание, а поскольку Болдуин привел ее на борт, он должен разделить ответственность.
Норвуд ожидала смерти, она хотела умереть и была разочарована. Неизвестно, почему Позин—Ка пощадил ее, но цена будет высока.