Как будто гостья готовилась стать главным блюдом на праздничном столе.
«К черту!» — решила я и вошла.
В кабинете пахло табаком и кожей. Господин Холд сидел на темно-зеленом диване в углу комнаты и задумчиво вертел в руках бокал со льдом и чем-то бурым на дне.
— Ты очень напугала меня сегодня, девочка, — заметил мужчина и рукой указал мне на кресло напротив. — Садись, — приказал он, и я послушалась.
Присела на краешек, отмечая гладкость дорогой кожи под рукой, бросила взгляд на зеркальную дверцу, вероятно, бара и на отражение теперь уже пустого коридора в ней.
А затем прямо посмотрела на господина Николаса.
— Спрашивай, — небрежно разрешил он и сделал глоток.
— Зачем вы удочерили меня? — не стала я разводить политесов.
Холд недовольно поморщился.
— Алиана, — укоризненно покачал он головой, — не заставляй меня разочаровываться в вашем пансионе. Говорить прямо — немыслимо при императорском дворе.
— Я никогда не мечтала о дворцовой жизни, — упрямо ответила я.
— До весны ты как раз успеешь пересмотреть свои желания.
— И даже то, что Бонкам запрещено являться ко двору, не станет мне помехой?
— Не только ко двору, но и покидать Эдинбург, — поправил меня Холд. Но это и есть ответ на твой первый вопрос, — усмехнулся мужчина. — Ведь ты больше не Бонк, тебя это не касается.
Наверное, я слишком устала, перенервничала и была чересчур возбуждена, потому что не смогла сдержать сарказма:
— Да вы моя крёстная фея! — зло процедила я. — Осталось получить хрустальные туфельки и бежать на свидание с принцем. Жаль только в полночь карета превратится в тыкву! — резко поднялась с кресла.
Полы халата раскрылись, открывая ноги.
— Сядь, — тихо сказал маршал, и что-то в его голосе заставило меня беспрекословно выполнить приказ. — Твои родители, Алиана, просили забрать тебя еще в мой первый приезд в Эдинбург. Тогда я решил, что отрывать маленького ребенка от семьи было бы слишком жестоко, но теперь жалею об этой уступке собственной совести. Вы похожи на норовистую кобылку, — взгляд его коснулся моих колен, — пусть и весьма симпатичную.
Я ничуть не оскорбилась, но нервно поправила халат, хоть этого и не требовалось — всё было прикрыто.
Зачем родителям было отдавать меня? Даже если бы мама вдруг захотела для меня жизни вне леса, с чего бы второму лицу государства брать на воспитание дочь фактически имперских изгнанников?
Напрягла память, вспоминая редких гостей крепости. Неужели я могла не запомнить Холда-старшего? Когда Лиззи представила меня отцу, я еще несколько дней ходила под впечатлением, оглядываясь по сторонам в страхе случайно встретить его в огромном поместье.
Но зачем ему обманывать меня?
— Вы были в Эдинбурге?
— Судя по всему, вы ничего не помните об этом визите? — поймал он мой недоверчивый взгляд. — Это не удивительно, вы были совсем крохой. Финансовое состояние вашей семьи много лет остается плачевным, запрет выезда не оставляет практически никаких возможностей это поправить. Ни вы, ни ваши братья, не имеете никаких перспектив. Я отнюдь не альтруист, и согласился помочь Бонкам в обмен на некоторую помощь со стороны Эдинбурга, но… — он чуть наклонил бокал, наблюдая за тем, как тягучая жидкость омывает кубик льда, — я вовсе не монстр, Алиана. Что бы ты себе не напридумывала.
Я опустила глаза, признавая правдивость этого замечания, и в который раз отметила его переход в обращении ко мне с «вы» на «ты» и обратно, как будто он и сам пока не определился с моим статусом. Девочка — плата за возможную поддержку Эдинбурга, или нечто большее.
Холд поставил опустевший бокал на низкий стол между нами. Стекло неприятно звякнуло о такую же стеклянную деталь на деревянной столешнице.
— Когда я смогу увидеть семью? — подняла я глаза.
Он сплел пальцы и ответил:
— Мои возможности велики, но не безграничны. Я не могу усыновить всё ваше семейство.
Не сдержала смешка.
— Этого не требуется. Просто отпустите меня в Эдинбург.
— Разве я держу тебя силой? — выгнул он бровь.
— И я могу завтра купить билет?
— Завтра не получится. Вы возвращаетесь в колледж, — откинулся он на спинку дивана.
Господин Николас снял галстук и ослабил ворот. Темная ткань рубашки натянулась от движения и обрисовала сильное тело. Я вдруг поняла, что Холд-старший не просто отец Элизабет и наш маршал, а красивый, очень красивый мужчина. Не удивительно, что женщины теряют от него голову.