Дубинку я укрыл под одежду, а лицо умыл, зачерпнув воды в какой-то лохани. Затем, сорвав с веревки тряпье, завернулся в него и зашагал спокойнее, поглядывая себе под ноги и по сторонам из-под импровизированного капюшона.
Ищут меня, это несомненно. Раз приятель Босого сказал про приметы, то совпадение слишком уж явное.
На Арене я единственный, кто остался жив. Иначе бы меня там прикончил следующий смертник. С копьем в боку я был не способен сопротивляться. Победителю Арены оставляют жизнь, какой бы тяжести преступление на нем не висело, это закон, неоспоримая воля Императора. А чтобы потом вышвырнуть лишенного памяти счастливчика на корм рыбам — про это в законе никакого запрета нет. Или как быть, если преступлений много?
«Мы отпустили его, он свободен!»
Может сдохнуть от ран или просто утонуть, если повезет.
Кулаки против воли сжались, я чувствовал, что вовлечен в какую-то смертельную игру. Но как же трудно, когда не помнишь ее правил…
Привалившись к выщербленной временем каменной кладке, невесть как сохранившейся в этих нищих кварталах, я некоторое время осматривался, пытаясь понять, где оказался. До порта отсюда не очень далеко, но большинство развалюх заброшено или покинуто жителями. И судя по всему, довольно давно. Часть построек уже успели растащить предприимчивые бедняки. Но там, где я сейчас стоял, все было нетронутым. Как будто люди просто ушли.
Обнаруженная мною область была шагов в сто в поперечнике. Обнаружив странность, я не поленился ее проверить. Это важно. Ведь мне предстояло здесь ночевать — солнце скрылось за горами и небо стремительно темнело.
Забравшись в одну из хибар, я скинул в кучу наименее грязные тряпки, обустраивая лежанку, и уже подумывал, не развести ли мне огонь, как на пороге возник паренек лет десяти. Тот самый, что застыл соляным столбом, когда я выскочил из хижины Мью. Некоторое время он стоял, привыкая к темноте помещения, а затем неуверенно шагнул прямо ко мне.
Я молча наблюдал за ним, держа дубинку наготове, но больше никого слышно не было. Мальчик пришел один.
— Мью просил передать тебе это, — произнес он наконец и протянул вперед руку. Там что-то темнело, неразличимое для меня.
Не вставая, я взял какой-то мелкий предмет, замотанный в рогожу. Развернул и ощупал, пытаясь, понять, что получил. Треугольная форма, три насечки… Мне вспомнилось, как я вырываю из пасти оборотня оборванный шнурок с амулетом, сорванный с шеи светловолосой. Тело как будто обдало жаром. Неужели он? Но как?
— Старик ничего не сказал? — вопросом останавливаю отступающего к двери мальца.
— Верни это беглому, и монеты твои, — неуверенно выдавил он из себя.
Что-то показалось мне в его словах странным.
— Прямо так и сказал? — я начал подниматься из своего угла. — Ни с места!
Паренек было дернулся, но сразу замер, как мышь перед коброй, дрожа от страха.
— П-почти…
Нависнув над ним, я схватил его за плечо.
— Говори точнее!
— И еще Мью говорил про имя…
— Что за имя, говори? — тряхнул я его.
— Он сказал, что в бреду ты повторял имя. Каура Чим или может Чиим, кажется так, — всхлипнул паренек. — Это все, что я должен был тебе сказать…
— А про деньги?
— Если исполню все как надо, то половина монет мои, — обреченно выдохнул малец.
Я отпустил его и сел на пол. Сейчас это имя лишь просто пустой звук для меня.
Некоторое время я крутил в руках треугольную вещицу и раздумывал о ее судьбе. Как она смогла сначала попасть на Арену, а потом избежать обнаружения? А потом остаться со мной, пропасть и снова вернуться…
— Ты не боишься? — прервал мои размышления паренек. Как оказалось, он не сбежал, а тихонько присел на камень невдалеке.
— О чем ты? — покосился я на него.
— Здесь проклятое место, люди сходят с ума, если их коснется хоть одна искра. Поэтому все жители и ушли отсюда, — поведал мне мальчик. — Много страшных историй ходит про руины у старой стены.
— Почему же ты не убегаешь?
— До полуночи еще есть время, а за границу района искры не летят. К тому же мне интересно, почему Мью так тебя защищал.
— Он жив?
— Думаю, нет, — паренек с сомнением покачал головой. — Когда я уходил, он уже дышал редко-редко. Вся кровь вытекла, как он сказал. Жаль его.
— Он твой родственник?
— Нет, просто старик был добр и помогал мне иногда.
— А что за искры, расскажешь?
— Я сам не видел, но говорят, что это как блуждающие огоньки, похожие на пламя свечи, только белые. Летают себе везде, тянутся к людям, касаются их, а те потом теряют рассудок.