— Эмили… — ее имя, произнесенное совсем тихо, с придыханием, заставило ее замереть, а от его близости, она чувствовала спиной тепло его тела, когда он оказался совсем близко к ней, прижимая ее к кухонной тумбе, по коже пробежались мурашки.
Ник не видел ее лица, но она прикрыла глаза и поджала губки, сделала глубокий вдох и повернулась к нему, встретившись взглядом с его.
— Что, Ник?
— Я соскучился.
— Мы сделали свой выбор, прекрати, — она уперлась ладошкой в его грудь, но он не сдвинулся с места.
— Ты сделала.
— Мы. Ты тоже сделал выбор, когда изменил мне и врал в глаза.
— Я извинился и сказал, что мне жаль. Мне правда жаль, что все так вышло, что я сделал тебе больно и предал твое доверие.
— Думаешь, извинение может перечеркнуть все твои поступки?
— Думаю, искреннее раскаяние заслуживает шанс на прощение и искупление. Посмотри на меня, маленькая, — он нежно погладил ее тыльной стороной по щеке, а она так хотела найти силы, чтобы одернуть голову, но так их не нашла, продолжая наслаждаться такими родными и любимыми прикосновениями, — я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, Ник, но…
— Все «но» можно преодолеть. Вместе. Видишь, до чего я дошел? — улыбнулся он, — Говорю, как сопливый герой сопливого фильма.
— А я люблю сопливые фильмы.
— Дай шанс, маленькая моя, всего один шанс.
Наверное, это и был тот самый шанс. Когда он склонился к ее лицу, аккуратно прикоснувшись губами к ее, без нажима, давая ей возможность оттолкнуть его, она этой возможностью не воспользовалась, лишь помедлила, сама потянулась за поцелуем, тут же почувствовав, как его рука ложится на затылок, а он прижимает ее хрупкое тело к себе.
Эми казалось, что это был самый прекрасный, самый сладкий, самый долгожданный поцелуй, она не хотела, чтобы этот момент прекращался. Эми казалось, что это был самый ужасный, самый болезненный поцелуй, она физически чувствовала, как что-то сжалось в комок где-то в груди. Она хотела, чтобы этот момент скорее закончился, но, считая себя достаточно сильной, признала, что была слишком слабой, чтобы просто все прекратить, с головой погружаясь в это приятно-болезненное безумие с красивым именем Николас.
Нику казалось, что последний месяц он не дышал. И лишь сейчас сделал первый, такой нужный вдох. Эмили, эта маленькая девочка, доверчиво к нему прильнувшая и дарившая ему поцелуи была для него глотком прохлады в невыносимом зное самой жаркой в мире пустыни. За месяц без нее он так соскучился по ее нежным рукам, запаху и персиковому вкусу мягких губ. Он не мог ее отпустить, не сейчас. Она не могла от него уйти, не сейчас.
Сначала неуверенный поцелуй, будто они пробовали оставшиеся чувства на вкус, в одно мгновение перерос в жадный, сносящий крышу. Словно наркоманы, впервые за долгое время дорвавшиеся до дозы, они не могли отпустить друг друга даже на секунду. Ник наслаждался новой дозой своего наркотика, ловко усадил ее на кухонную тумбу и тут же прильнул губами к шее, которую она подставляла, запустив руки под футболку, чувствуя разгоряченную кожу. Они оторвались друг от друга лишь ненадолго, чтобы отправить ту самую мешающую футболку на пол, куда тут же улетели ее футболка и короткие милые шортики, которые ему всегда так нравились.
Николас овладел ею прямо на кухне с рыком голодного зверя, Эмили царапала ему спину острыми ноготками, жадно стараясь урвать каждый поцелуй. Их путь до спальни казался обоим вечностью, и уже после, лежа на ее мягкой кровати, прижимая свою маленькую панацею к груди, перебирая мягкие русые волосы и чувствуя, как невыносимая боль в груди его больше не беспокоила, он почему-то подумал о самолете, на который опоздал. Или они?..
— Так ты даешь мне шанс? — с улыбкой он взглянул в милое личико, только ответной улыбки так и не увидел.
Удовлетворив собственных демонов и их пошлые желания, Эмили понимала, что могла мыслить намного трезвее. Понимала, что любила этого сильного мужчину, но на любви невозможно было построить нормальную семью. И уж тем более невозможно было изменить самого Ника, разве что в худшую сторону. Она была счастлива сейчас, в этот момент, в его надежных объятиях, но заглядывая в будущее или возвращаясь в прошлое, она чувствовала, как ее одномоментное счастье рушилось, словно самый хрупкий в мире карточный домик.
Николас видел все эти эмоции на ее лице, поэтому, когда она покинула его объятия, а потом встала с кровати, накинув халатик из шкафа, он не сопротивлялся. Только усмехнулся, потянулся к джинсам, в кармане которых была пачка сигарет, но вспомнил, что те остались на кухне, и откинулся на подушки снова, наблюдая, как Эмили измеряет шагами спальню.
— А смысл, Ник? — все же взглянула она на него и устроилась на подоконнике, убрав прядь волос за ухо.
— Ну, даже не знаю, маленькая. Чтобы быть вместе, наверное.
— Мы уже пробовали, у нас не получилось.
— У нас не получилось, потому что я облажался. Сколько раз ты хочешь, чтобы я это повторил, Эмили? И больше так делать не собираюсь, поэтому и здесь. Ты начинаешь ходить по кругу.
— Я не хожу по кругу, — вздохнула она, потеребив подол халатика, и подняла на Ника серьезный взгляд, — просто дело не только в твоей измене.
— То есть ты сейчас серьезно? — с усмешкой переспросил он и поднялся с кровати, обернув простынь вокруг бедер, за пару шагов преодолел расстояние между ними и за подбородок поднял лицо Эми, — Ты мне говорила про ложь и измену, а сейчас оказывается, что дело вовсе не в этом?
И все-таки секс с Николасом был отличным лекарством от потери самообладания.
— Да, оказывается, — твердо ответила она и убрала руку от лица, — просто это было вершиной огромного айсберга.
— И что же у нас сам айсберг?
— Мы разные, неужели ты этого не видишь.
— Так противоположности притягиваются, — ухмыльнулся он, — что-то до этого тебя это не смущало.
— Да потому что я старалась закрывать на это глаза! Но ведь я лгала сама себе. А это хуже, чем твоя ложь.
Она прикусила губу и опустила взгляд, когда ухмылка окончательно застыла на его лице, только вот глаза не выражали ничего хорошего. Она почему-то вспомнила ту ночь, когда, испугавшись его, пряталась от него в гостевой спальне…
— И о чем же таком страшном и ужасном ты лгала себе?
— Я ведь говорила, Ник, — она все же решилась посмотреть на него, — что ты убиваешь людей. Мы и правда ходим по кругу. Ты говоришь мне одно, я повторяю тебе из раза в раз одно и то же. И от наших разговоров ничего не изменится. И от того, что я тебе дам шанс, тоже. Как ты представляешь все? Ну, хорошо, я дала тебе этот самый пресловутый шанс, мы вернулись обратно в Лондон и сделали вид, что этой ссоры и этого месяца и вовсе не было. А что потом? Ты будешь уходить до рассвета и возвращаться после полуночи, будем проводить вместе те крохи времени, каждую из которых я стараюсь запомнить. И знаешь, у меня получается, потому что запоминать нужно так мало. А все оставшееся время я буду сидеть дома и гадать, а что там с тобой? Убил кого-то? А может, убили тебя? Или ранили… Тогда где тебя искать? Я выучила номера всех больниц. А может, тебя арестовали? И ты сядешь на двадцать пять лет, а то и на всю жизнь. А может, ты снова решил не идти домой, потому что не хочешь моей реакции, и целуешь какую-то другую? Думаешь, эти мысли покидают мою голову? Нет, они роятся там, изводя меня, стоит тебе задержаться на минуту, не позвонить или не ответить на мой звонок. Я ложусь спать в еще холодную постель, боясь, что именно сегодня ты не вернешься, а просыпаюсь в уже холодной, только мысли у меня все те же. Я жду тебя дома, но ты не приходишь, я пытаюсь быть счастливой за нас двоих, а тебя нет рядом, чтобы даже это почувствовать, я всегда честна с тобой, а ты мне врешь в глаза, что теперь я не знаю, когда ты честен со мной и честен ли со мной хоть когда-то. Я даже не знаю, честен ли твой порыв вернуть меня, а может, это чувство собственности или что ты там чувствуешь. Я люблю тебя, а ты ищешь утешения в объятиях другой. Вот айсберг, Ник. Вот он весь. И его невозможно исправить, просто дав шанс. Потому что все гораздо глубже. Что будет через пять лет, ты думал об этом? В самом идеальном развитии событий. Я буду видеть тебя по часу в сутки и, возможно, два часа в праздники? Буду твоей вечной любовницей? Буду сидеть в гордом одиночестве, потому что ты не хочешь детей? Это тупик. Все это время я старалась не думать об этом, но твоя измена не дала мне шанса, став вишенкой на этом торте из проблем.