Интересно, сколько времени он пролежал здесь? Мне очень не хотелось притрагиваться к телу, по всей видимости, уже давно окоченевшему на таком морозе. Похоже, именно его шаги по скрипучему снегу я слышал ночью. Когда это было? Трудно сказать, но скорее всего до полуночи. Почему немощный старик вышел во двор, вместо того чтобы тихо спать в своей постели?
И был ли он здесь один, этот Элиас Хэскилл?
Разумеется, один, в этом нет никаких сомнений. От крыльца тянулся след, который, судя по глубоким отпечаткам в снегу, мог принадлежать только покойнику.
Точнее сказать, здесь было два следа, потому что к первому добавился второй, оставленный глупым заблудившимся актером из Лондона. В этот момент в моем сознании зародилось смутное предчувствие, что на самом деле старик был не один, когда встретил свой конец. Вне зависимости от этих следов. И это странным образом связано с действиями, совершенными мной некоторое время назад. Но что это было?
Однако даже сейчас, тупо глядя на свои следы на снегу и понимая, что совершил непростительную глупость, я не до конца осознавал опасность ситуации, в которой оказался по своей воле.
Неподалеку от вытянутой правой руки Элиаса лежал какой-то предмет. Я не увидел его с самого начала, поскольку он был почти полностью присыпан снегом, а мертвый человек захватил все мое внимание. Вокруг клинка отсутствовали какие-либо следы, указывающие, что его подбросил посторонний человек. Не долго думая я наклонился и, схватив холодную рукоять меча, понял, что это то самое оружие, обнаруженное в дымовой трубе старого дома Элиаса, которое еще вчера вечером я держал в своих руках. По словам старика, этому мечу несколько столетий и он обладает — как там он сказал? — удивительной способностью летать по воздуху, жить своей жизнью и поражать противников. И вот теперь этот меч оказался в снегу рядом с мертвым хозяином дома. Несмотря на солидный вес, я легко поднял его в воздух и посмотрел на рукоять. Вчера вечером она была теплой и приятной, поскольку меч висел над камином, а сейчас обжигала пальцы ледяным холодом. Но даже в первых лучах солнца клинок казался матовым, с синеватым оттенком и какими-то пятнами, на которые я прежде не обратил внимания. Только сейчас я обнаружил на лезвии надпись, которую почему-то не увидел прошлым вечером. Она начиналась от рукояти и тянулась до его середины. Точнее сказать, надписей было две, вторая — на оборотной стороне меча. Обе были сделаны на латыни. Я разобрал слова, но в тот момент совершенно не понял их смысла. Мне показалось, что они не имеют никакого отношения к тому, что здесь произошло. Каким образом меч оказался во дворе рядом с телом мертвого старика? Неужели кто-то выкрал его из комнаты Элиаса, когда тот крепко спал после снотворного? А все эти кровавые пятна на голове и на снегу? Могут ли они явиться результатом глубоких ран, нанесенных старику этим оружием?
Короче говоря, во всем сквозила какая-то тайна, как мне казалось, не имевшая ко мне ни малейшего отношения.
Однако я был не прав. Все это касалось меня самым непосредственным образом.
Что-то в этом клинке привлекло мое внимание, но не успел я осмотреть его более тщательно, как краешком глаза заметил движение на крыльце. Повернув голову, я увидел группу людей, сгрудившихся на пороге дома. С необыкновенной ясностью, обычно приходившей в минуты наивысшей опасности, я вдруг взглянул на себя их изумленными глазами. На кровавом снегу перед домом лежит мертвый старик с разбитой головой. Мог ли он стать жертвой убийцы? Вне всяких сомнений. На снегу остались две пары следов. Одни принадлежат хозяину дома, о чем свидетельствует форма домашних тапочек, а другие неизвестно откуда появившемуся актеру, который вторгся в их жизнь и нарушил ее нормальное течение. Более того, он стоит над трупом старика с мечом в руках, который, по всей видимости, и стал орудием убийства. А то, что он выронил меч в снег, не имеет ровным счетом никакого значения. Напротив, этот панический жест лишь усиливает уверенность в его виновности.
Я в третий раз сидел на крышке сундука с того момента, как впервые навестил Элиаса Хэскилла в его душной спальне. Как и тогда, старик лежал на широкой кровати с толстыми резными ножками, но только теперь он был мертв. Комната, где я впервые увидел его продолговатое лицо с длинным носом, слабо освещенное тусклым светом свечей, напомнила мне гробницу или усыпальницу. А теперь его спальня в буквальном смысле превратилась в нее.