— Сохраню его у себя, — ответила Марта. — Ведь дядю убил не меч, а Абигейл.
— И вы позаботитесь о Гранте?
— Да, я обожаю эту обезьянку. Поначалу я была равнодушна к ней, но потом увидела, как дядя ее любит, и прониклась таким же чувством. Думаю, Грант обожал дядю.
— Да, вне всяких сомнений, — кивнул я. — Даже в самом конце обезьяна сослужила ему хорошую службу.
Марта удивленно уставилась на меня, но в этот момент к ней подошел мистер Фортескью, чтобы задать некоторые вопросы, и я, воспользовавшись минутным замешательством, сел на коня и быстро выехал за ворота поместья.
Полицейский судья мистер Фортескью прибыл незадолго до кончины домоправительницы. Ее смерть была ужасной, но, возможно, все же более предпочтительной, чем то наказание, которому обычно подвергают отравителей. За такие тяжкие преступления их сжигают на костре, как еретиков. А против нее свидетельствовало не только предсмертное признание, но и предмет, обнаруженный позже в кармане черного домашнего халата. Это была собачья голова с разинутой пастью, когда-то составлявшая крестовину меча. Все пришли к выводу, что Абигейл подняла ее с пола, когда та отлетела от рукояти во время борьбы с Элиасом, и сунула в карман. Но я знал, что это не так, поскольку видел этот предмет в клетке обезьяны. Более того, я вспомнил, как Грант громко возмущался, пытаясь пробраться к участникам ужина в гостиной, а Абигейл гнала его прочь пинками под зад. Полагаю, пока она пыталась прогнать Гранта, тот незаметно сунул ей в карман кусок крестовины, связав таким образом смерть своего хозяина с домоправительницей.
Но на этом гениальные подсказки Гранта не закончились. Я до сих пор убежден, что обезьяна пыталась обратить мое внимание на оба гобелена, висевших по сторонам от камина в старой спальне Элиаса. Животное указывало мне не только на святого Христофора, но также и на Юдифь, высоко державшую в руке меч. Тем самым Грант хотел пояснить, что Абигейл не только убила своего хозяина древним оружием, но и вытащила его тело во двор, пытаясь отвести от себя подозрения. Грант видел это и сделал все возможное, чтобы рассказать мне о преступлении и даже представить доказательства, изобличающие убийцу. Никогда не верьте слухам, что обезьяны — бесчувственные или глупые существа.
ЭПИЛОГ
Лондон, 2005 г.
Серебристый «порше-кайен» мчится по узкой дороге М-11 с односторонним движением по направлению к Лондону. Отгороженный от салона ламинированным стеклом, аукционист Джон Ласселлес наслаждается прохладным кондиционированным воздухом и даже не замечает слева небольшую деревушку Иклтон, вклинившуюся между дорогами М-11 и А-11. Он достает из холодильной камеры бутылку воды и жадно глотает прямо из горлышка. После красного вина у него на следующий день всегда сохнет во рту, хотя в крови уже не осталось следов выпитого алкоголя. Вчера была прекрасная вечеринка, на которой вместе с лучшими друзьями он отмечал удачную сделку, провернутую накануне. А сегодня его ждут обычные дела. Мощный мотор «порше» гарантирует своевременное прибытие на окраину Лондона.
Уоллис Баркер что есть силы жмет на педали своего черного велосипеда «рейли», проклиная удушающие выхлопные газы на оживленной трассе Чисуик-хай-роуд. Какой-то бородатый бродяга неожиданно выскакивает на дорогу, вынуждая его резко вывернуть руль велосипеда и ударить по тормозам. Пока Баркер грозит кулаком этому сумасшедшему, тот исчезает в потоке автомобилей. Баркер решает пересесть на метро на станции «Чисуик-парк», но в таком случае придется пристегивать велосипед цепью, что, впрочем, не гарантирует его сохранности. Вернувшись сюда, он может не обнаружить его на прежнем месте. Он продолжает путь на велосипеде и поправляет большую тетрадь с металлическими зажимами, торчащую из корзины над передним колесом. Убедившись в ее целости и сохранности, он еще сильнее давит на педали, лавируя между застрявшими в пробке автомобилями по направлению к Кенсингтону.
Джон Ласселлес всегда нервничает перед важным аукционом, а тот, что начнется завтра в полдень, несомненно, станет самым многообещающим. Ласселлес чувствует это печенками. Он нервно расхаживает по аукционному залу, придирчиво поглядывая на разложенные образцы оружия и доспехов, которые очень скоро уйдут с молотка. Каждый предмет аккуратно помещен на пурпурный бархат и освещен яркими лампами. Даже зная, что все эти вещи являются прекрасной работой старых мастеров-оружейников, Ласселлес все же немного волнуется. Он то и дело останавливается перед экспонатами, поправляет европейскую рапиру с округлым эфесом, поворачивает перчатку с крагами шестнадцатого века, по форме напоминающую мертвого броненосца, чтобы падающий на нее свет лучше раскрывал все достоинства этой изумительной вещи. Он делает это вовсе не для того, чтобы лучше расположить предметы, просто пытается хоть немного оттянуть тот радостный момент, когда его взгляд снова упадет на центральное место экспозиции, которая вызовет фурор на завтрашнем аукционе.