К счастью, сегодня вечером все было спокойно и они медленно шагали по Уотербир-стрит. И только в самом конце узкой аллеи Теобальд неожиданно наткнулся на лежащего человека, почти наступив на него в темноте. Осрик опустил тусклый фонарь с единственной свечой и увидел, что из огромной раны на шее несчастного ручьем текла кровь, образуя под ним темную лужу.
— Кто-то убегает, — проблеял Теобальд писклявым голосом и с неожиданной для его тучного тела с огромным пивным животом прытью бросился в конец аллеи, откуда доносился глухой топот.
Саксонец тем временем склонился над раненым, но, будучи человеком опытным, повидавшим немало трупов на своем веку, сразу же понял, что помочь несчастному уже нельзя. Кровь перестала сочиться из раны, темневшей чуть ниже левого уха, а значит, сердце жертвы остановилось. Осрик повернул лампу, чтобы получше разглядеть лежавшего на земле, и осветил его лицо.
— Матерь Божья! — пробормотал он себе под нос. — Это же Уолтер Тайрелл!
Констебли хорошо знали всех достойных людей города, в особенности членов городского совета, которым являлся погибший суконщик. Пока Осрик поднимался на ноги, к нему подбежал запыхавшийся толстяк Теобальд.
— Я потерял его в зарослях! — тяжело выдохнул он. — В этой непроглядной темноте нам преступника не найти.
Осрик, который был моложе Теобальда по возрасту, но старше как по сроку службы, так и по званию, не говоря уже об умственном развитии, распорядился:
— Поднимай всех на ноги и объяви тревогу! Постучи в четыре близлежащих дома… нет, в шесть домов! Собери всех мужчин и прочеши с ними аллею, а также прилегающие улицы от начала до конца! Задерживайте всех незнакомцев, в особенности тех, чьи руки и обувь забрызганы кровью. А потом обойди все дворы и спроси, не пускали ли они на ночь каких-либо людей.
У его толстого напарника эти слова восторга не вызвали, к тому же он еще не отдышался от недавней погони за преступником.
— А ты что будешь делать? — недовольно проворчал Теобальд.
— Мне придется поднять с постели сэра Джона, поскольку коронер должен присутствовать при расследовании убийства с самого начала, — спокойно пояснил тот.
И саксонец направился к дому коронера, надеясь, что застанет де Волфа в своей постели, а не у любовницы в гостинице «Буш».
— Чертовски большая рана, Гвин! — заключил коронер после тщательного осмотра. — Прямо до костей.
Он встал на ноги и уставился на темную застывшую лужу крови, уже успевшую впитаться в сырую землю.
— Это мог быть длинный нож, серп, большой металлический крюк или тесак для разделки туши.
— Или меч, коронер?
В голосе Гвина прозвучало нечто такое, что заставило Джона пристально посмотреть на офицера из-под насупленных бровей.
— Да, вполне может быть и меч. А почему ты спросил?
Гвин угрюмо улыбнулся и развел руками:
— Потому что только вчера я грозился снять ему башку своим мечом!
После этого он довольно подробно рассказал господину о недавней стычке с Тайреллом, после которой суконщик уговорил шерифа предъявить ему судебный иск о нападении.
— Ну и что из того?! — возразил Джон. — Ты просто ударил его в ответ на нападение с ножом! У тебя есть свидетели, которые могут подтвердить это.
— Да, но он откровенно заявил мне, что уже заплатил некоторым, чтобы они изменили показания!
Гвин кивнул на тело покойника, смутно освещенное фонарями стоявших неподалеку местных жителей, которых констебль поднял по тревоге для поимки преступника. Сейчас же, после долгой беготни по окрестным улицам в поисках убийцы, они превратились в самых обыкновенных зевак, с интересом наблюдавших за происходящим.
— Обычные слова, брошенные в пылу спора, не более того! — продолжал убеждать его де Волф. — Ты легко докажешь суду, что не имеешь к этому убийству никакого отношения.
— Кто мне поверит? — угрюмо проворчал Гвин. — Я не был в это время с женой, поскольку у моей сестры нет места для нас обоих. Когда все это произошло, я, должно быть, шел по Милк-лейн в замок Ружемон, поэтому солдаты тоже не подтвердят, что я был с ними.
Коронер нетерпеливо махнул рукой:
— Нет, Гвин, тебя никто не может обвинить в преступлении. Все это существует лишь в твоем воображении. Да и кто посмеет обвинить в убийстве моего лучшего офицера?!
И тут он вдруг вспомнил, что есть человек, который сделает это с превеликим удовольствием. Внимательно наблюдавший за ним Гвин мгновенно догадался, о чем подумал его господин.
— Вот именно, коронер! — грустно заметил он. — Если учесть все те несчастья, которые в последнее время преследуют меня, то можно не сомневаться — шериф не упустит такого случая. Тем более этот Тайрелл был ему предан и успел оформить на меня иск за нападение.
Де Волф надолго задумался, играя желваками.
— Знаешь что? Тебе не стоит влезать в это дело в качестве моего офицера. Так ты будешь в большей безопасности. Хотя я по-прежнему уверен, что никто не посмеет обвинить тебя в преступлении, лучше все же держаться в стороне. Тогда никто не заподозрит тебя в причастности к этому убийству.
— Но как же вы будете проводить расследование без моего участия? — возразил Гвин.
— Я могу привлечь Томаса. А если кто-то обратит внимание на эту замену, мы можем сослаться на твои семейные трудности. Тем более что в такое тяжелое время тебе действительно лучше быть рядом с семьей.
Расстроенный корнуоллец наконец согласился с доводами начальника и отошел в сторону, предоставив констеблям право убрать труп с аллеи. Хотя обычно все случайно обнаруженные на улицах города трупы свозились в пустующий каретный сарай замка, было решено, что это слишком оскорбительно для такого почтенного торговца, каким, несомненно, считался Уолтер Тайрелл. Гораздо более подходящим местом для покойника сочли двор близлежащей церкви Святого Панкраса, куда и перенесли тело трагически погибшего суконщика, положив его на снятую с петель дверь.
Решив, что коронеру больше нечего делать на месте преступления, де Волф еще раз успокоил своего офицера и отправился домой. Правда, сам Гвин не был в этом уверен и терзал душу сомнениями, медленно бредя по темным улочкам по направлению к замку Ружемон. Новый меч приятно похлопывал его по ноге при каждом шаге, и ему приходилось придерживать прекрасно отделанную рукоять клинка.
— Пока ты не принес мне удачи, — угрюмо пробормотал он. — Будем надеяться, что теперь все будет по-другому!
На следующее утро, через час после восхода солнца, Джон де Волф подошел к воротам замка. Там уже ждал сержант Гэбриел, сообщивший, что шериф требует его с докладом о случившемся. Коронер выждал час, демонстрируя свою независимость от Ричарда де Ревелле, и провел это время в палате с Томасом, давая ему подробные указания насчет расследования убийства суконщика. Потом он обошел внутренний двор и проверил, как тяжеловооруженные стражники охраняют замок с внешней стороны. Только после этого де Волф без стука и предупреждения вошел в палату шерифа. Его шурин восседал за огромным дубовым столом, заваленным пергаментными свитками, и недовольно поморщился из-за бесцеремонности Джона.
— Ты не слишком торопишься ко мне! — проворчат он. — Я уже давно послал за тобой.
— Я следователь короля, а не шерифа, — парировал Джон. — И не должен являться к тебе по первому требованию. У меня много своих дел, не терпящих отлагательства. Например, это досадное убийство суконщика.
Шериф отложил в сторону гусиное перо и с победным видом посмотрел на коронера:
— Да уж, действительно, это сейчас твое самое важное дело! Боюсь, через некоторое время его придется рассматривать суду более высокой инстанции.
Джон подозрительно взглянул на шурина:
— Что ты хочешь этим сказать?
Ричард медленно встал из-за стола и тщательно расправил складки на своем камзоле.
— Джон, думаю, мне нужно лично понаблюдать за твоим расследованием, — произнес он подчеркнуто ровным голосом. — Где и когда это будет происходить?
Догадавшись, что именно задумал де Ревелле, Джон недовольно проворчал: