— Именно поэтому я принял твое предложение и взял тебя с собой, передав все полномочия по этому вопросу. Я не хочу, чтобы мои коллеги в Майклхаузе или братия в аббатстве упрекали меня в фаворитизме. Так что вся ответственность лежит на тебе, а я умываю руки.
— Очень хорошо, но только не спорь со мной, когда я приму окончательное решение.
— Я буду спорить, только если почувствую, что ты делаешь глупость. Лэнгли сказал, что мы не должны возвращаться в колледж без его денег, и он может просто не пустить нас обратно, если ты будешь слишком щедрым и великодушным к этим нищенствующим монахиням.
Бартоломью громко рассмеялся.
— Сначала ты говоришь, что я могу принимать любые решения, а после этого начинаешь указывать, какие именно. То есть наделяешь меня определенными полномочиями, но не даешь необходимую власть.
Майкл удивленно хмыкнул.
— Ты же хорошо меня знаешь. Но Майклхауз имеет все законные и моральные права на получение этих десяти марок, поэтому тут и думать нечего. Если ты предлагаешь оставить деньги этим бедным монахиням, Лэнгли позовет адвокатов и сестры все равно лишатся денег, да еще заплатят за судебные издержки и услуги своего клирика, который будет вести дело. В конечном итоге мы все станем немного беднее, если ты начнешь проявлять свою щедрость по отношению к монастырю.
Какое-то время Бартоломью напряженно молчал, обдумывая сложившуюся ситуацию. Исходя из интересов Майклхауза этот долг остается за Лимбери или, точнее сказать, за его поместьем. А если так, то, стало быть, можно настаивать, чтобы долг погасили за счет поместья, а монахинь оставили в покое. Чтобы получить эти деньги с помощью адвокатов, потребуется несколько месяцев, а колледжу они нужны прямо сейчас.
— Знаешь, брат, думаю, тебе не стоит расследовать обстоятельства смерти Лимбери, — сказал он наконец. — В этом темном деле слишком много подозреваемых, в особенности сейчас, когда оказалось, что он не пользовался любовью у деревенских жителей. Если он действительно оставался весь день один в доме, любой человек мог незаметно проникнуть туда и пронзить его мечом.
— Завтра утром мы спросим приорессу, кто из местных жителей больше всех его ненавидел. Возможно, мы вообще зря теряем время, думая, что это дело рук человеческих. Ты помнишь, что сказал Доулу Куртене — прежний владелец этого меча? Якобы он может летать по воздуху и поражать любого человека, который ему не понравится?
Бартоломью громко захохотал.
— Нисколько не сомневаюсь в этом, в особенности если его запустила рука человека.
— Ну что ж, тогда сосредоточимся на тех подозреваемых, которые у нас уже имеются. Их всего восемь: жена Лимбери, его любовница, старая Полин, верные друзья — Уильям, Доул и Эскил, а также его бейлиф Хог и сын Хога Джеймс. Никто из них не смог убедить меня в своей абсолютной невиновности. Каждый имел свой мотив, и почти все так или иначе ссорились с покойником.
— За исключением Роуз и Полин, — поправил Бартоломью. — Да и то лишь потому, что мы еще не знаем всех условий его последнего завещания. Ясно одно: этот человек не был приятной для всех личностью и практически никто не убивается по поводу его безвременной кончины, кроме, разумеется, Доула.
— Первым в моем списке потенциальных убийц стоит Уильям.
Бартоломью удивленно посмотрел на монаха, но увидел только его огромный живот, вздымавшийся как гора на фоне звездного неба.
— Почему? Потому что отослал крестьян на дальние поля, чтобы те не увидели, как он пробирается в дом убивать своего боевого соратника?
Майкл кивнул.
— И еще из-за его явной склонности к этому клинку. Совершенно ясно, что он хочет любой ценой заполучить оружие. Когда мы узнаем последнее завещание Лимбери, я буду очень удивлен, если в нем не окажется специального пункта, в соответствии с которым эта вещь никоим образом не должна перейти в руки его приходского священника и боевого товарища.
— Может ли один человек убить другого из-за меча? В особенности если тот приносит несчастье?
— Какой-нибудь человек не может, но я никогда не был на войне и не знаю, как именно она сказывается на людях. Знаю только, что война заставляет их делать странные вещи. Мэтт, ты должен знать это по собственному опыту. У Уильяма нет денег, иначе он не принял бы предложение занять довольно низкий пост викария в бедном приходе, поэтому такой дорогой меч мог бы стать для него весьма выгодным приобретением.
— Думаю, у жены Лимбери гораздо больше причин покончить с ним. Леди Джоан не потрудилась продемонстрировать ни капли сожаления по поводу смерти мужа. Только Роуз стояла над телом покойника и проливала слезы. Возможно, Джоан возненавидела мужа из-за того, что он предпочел ей любовницу.
— Возможно, — согласился Майкл. — Тем более что без Лимбери она вполне может рассчитывать на внимание со стороны красавца Эскила. А до этого постоянно ссорилась со стареющим мужем, в то время как Роуз регулярно доказывала ему свою преданность. Сейчас же Джоан получила прекрасную возможность заполучить столь вожделенного и смазливого претендента на ее руку.
— Более чем возможность, если учесть, что она получит основную долю немалого состояния.
— Но заинтересован ли в этом сам Эскил? Он уделяет внимание обеим, но непонятно, кому именно отдает предпочтение.
— Его выбор ограничен либо богатством, либо красотой, как остроумно заметила сама Роуз. Думаю, в конце концов он остановится на богатстве.
— Роуз, безусловно, права, но только если Эскил действительно считает ее красивой. Лично мне она кажется вполне заурядной женщиной.
Бартоломью удивило столь странное суждение монаха.
— Правда? Ей бы это очень не понравилось. Она и так делает все возможное и невозможное, чтобы выглядеть как можно привлекательнее.
— Зря теряет время, — буркнул Майкл. — У нее нет для этого никаких оснований. Она слишком смуглая, да и фигура какая-то странная.
Бартоломью улегся поудобнее и уставился на монаха.
— Если честно, я даже подумал, что она беременна.
— Правда? — оживился Майкл. — Полагаю, ты имеешь громадный опыт, чтобы легко распознавать подобные вещи. Интересно, мог ли Лимбери быть отцом ребенка? Если да, то она, конечно же, предпочла бы видеть его живым и невредимым. Иначе кто будет платить за содержание незаконнорожденного?
— Но только в том случае, если он согласился бы признать его. А он мог отвергнуть как ребенка, так и ее саму. Это очень хороший мотив для убийства. Возможно, придется поставить Роуз перед Джоан в списке подозреваемых, тем более что в лесу она так откровенно хвасталась своим умением владеть оружием. И это было отнюдь не пустое бахвальство, поскольку именно она пристрелила оленя, которого не смогли догнать мужчины.
— Приоресса упомянула о недавнем охлаждении отношений между Роуз и Лимбери, — задумчиво произнес Майкл. — Интересно, почему? Неужели Роуз отказала простому деревенскому лорду только из-за того, что положила глаз на его красивого друга?
— Доул тоже не скрывает своего восхищения этой женщиной, хотя, конечно, вряд ли надеется на успех рядом с Эскилом.
— Я уже говорил тебе, что Роуз слишком смуглая для настоящей красавицы, поэтому не может рассчитывать на внимание со стороны Эскила. Боже мой, Мэтт, не могу поверить, что ты спровоцировал меня на обсуждение женских достоинств! Я же монах, в конце концов, и не должен позволять себе таких вольностей!
— А что скажешь насчет Полин?
— Она слишком стара, чтобы вызывать у меня хоть какой-то интерес.
— Нет, я имею в виду ее возможную причастность к убийству Лимбери, — нетерпеливо перебил Бартоломью.
— Если б это была Полин, то мы сейчас слушали бы ее вздохи по запачканному кровью платью и слишком тяжелому для ее возраста мечу. Она всегда чем-то недовольна и постоянно ворчит, обвиняя всех в своих несчастьях. Да и зачем ей желать смерти Лимбери?
— Она недолюбливала его из-за того, что он слишком часто заставлял ее сопровождать Роуз во время охоты. Возможно, для нее это была единственная возможность раз и навсегда прекратить свои пытки. Тем более что она могла реально осуществить задуманное, поскольку Роуз часто бросала ее одну, преследуя Эскила.