— О да, господин Ревилл, — вмешался Роуланд, даже не дав себе труда скрыть презрительную усмешку. — Ну и как же он это сделал? Может, покойник сам туда вышел? Вы помните, следы на снегу принадлежали только одному человеку и вели в одном направлении. Если, конечно, не брать во внимание отпечатки ваших ног. Мы видели их сегодня утром собственными глазами.
— Правильно, но это произошло, потому что Элиаса вынесли во двор уже мертвым. Выглянув из окна поздно ночью, я увидел, что перед входом стоит очень высокий человек, намного выше любого из присутствующих здесь. А дело в том, что кто-то вынес Элиаса на спине. Будучи и без того высоким, с телом на плечах он, естественно, казался еще выше.
Его вынесли так же, как святой Христофор переносил на плечах через реку младенца Христа. Именно к этому изображению на гобелене пытался привлечь мое внимание Грант, а не к Юдифи с отсеченной головой Олоферна. Человек, переносящий на плечах младенца, — именно эту сцену видела обезьяна, сидя у камина прошлой ночью. Она видела, как мертвого хозяина выволокли в снежную ночь. Когда входная дверь открылась, в гостиную ворвался свежий ветер и развеял золу из камина по всему полу, покрыв его тонким слоем. Именно поэтому Грант наследил там своими лапами. При этом он громко кричал, и эти звуки я слышал в своей маленькой комнатушке на втором этаже.
— Но там была только одна пара следов, ведущих из дома, — напомнил мне Валентайн.
Этот джентльмен был, конечно же, стар, но при этом еще не выжил из ума.
— Да, и я понял, как это было сделано, — спокойно отреагировал я. — С помощью «Гамлета».
Сейчас все внимание было приковано ко мне, хотя некоторые из присутствующих явно считали меня сумасшедшим, как и самого принца Гамлета.
— По-моему, это вы, — кивнул я в сторону Роуланда Хэскилла, — сказали вчера вечером, что видели пьесу господина Шекспира об этом безумном датчанине. Вы сказали, что там было слишком много глупой болтовни о каких-то ястребах, ножах и морских крабах, на фоне которых разворачивалось действие.
— Да, я помню, — подтвердил Роуланд, — но какое это имеет отношение к смерти нашего кузена?
— Самое непосредственное, — улыбнулся я. — Потому что человек, выносивший тело мертвого хозяина дома, сделал лишь несколько шагов от крыльца, а потом бросил его на снег. Это расстояние ему показалось вполне достаточным, чтобы добиться нужного эффекта.
— Какого эффекта? — удивилась Марта.
— Чтобы создать впечатление, будто Элиас был совершенно один во время кончины. Чтобы все подумали, что он пал жертвой сверхъестественных способностей этого клинка, или, если хотите, вмешательства божественных или дьявольских сил.
Я сделал многозначительную паузу, дожидаясь возражений, но никто из сидевших за столом не проронил ни слова.
— А потом, — продолжал я, — бросив тело на снег перед домом, этот человек попятился, как краб, стараясь наступать на те же самые следы. Таким образом, получалось, что во время гибели Элиас был совершенно один.
— А меч? — спросил Катберт. — Как вы объясните его появление?
— Полагаю, его бросили в снег с порога дома, когда Элиас уже лежал во дворе. Помню, мне с самого начала показалось странным, что меч лежал на некотором расстоянии от тела. По всей видимости, убийце было тяжело тащить тело старика и меч одновременно. Именно поэтому он вернулся, принес меч и швырнул его с порога, чтобы не оставлять следы на снегу.
Я кивнул в сторону входной двери.
— Но зачем, ради всего святого? — воскликнул Роуланд, и я заметил, что презрительная ухмылка исчезла с его лица.
— Все из-за этой легенды о давнем проклятии клинка, о том, что он может летать по воздуху по собственному желанию, и так далее и тому подобное. Я понимаю, вы можете приписывать мечу подобные свойства, поскольку познакомились с такими небылицами в детских сказках и баснях, но абсолютно уверен — это убийство не было спланировано заранее. Оно произошло случайно, в результате непреднамеренного стечения обстоятельств. Это было лучшее, что мог придумать убийца, дабы придать этому делу некий налет сверхъестественности.
— Суеверие! — тихо пробормотал Катберт, но уже без вчерашнего насмешливого снисхождения.
— Не надо поглядывать в мою сторону! — нервно заерзала на стуле мадам Элизабет. — Вы сами видите, я настолько слабая и хрупкая женщина, что не смогла бы пронести на плечах тело своего кузена, а потом еще и бросить этот огромный меч. Это просто нелепо.
Я не понял в этот момент, относились ли ее слова ко всей поведанной мной истории или только к тому факту, что ее могли счесть преступницей. Я восхищался ее способностью подражать нашей покойной великой королеве Елизавете, которая тоже часто напоминала, что она слабая и хрупкая женщина, во время сражения с «Непобедимой армадой». Несмотря на энергичные протесты Элизабет, я все же мог представить ее в роли убийцы, поскольку от ее дорогого кузена остались лишь кости да кожа, а устремления задумавшей что-то женщины не знают пределов.
Теперь свою непричастность стал доказывать старик Валентайн.
— Меня вы тоже должны исключить из списка подозреваемых, господин Ревилл. Как и моя дорогая кузина Элизабет, я слишком стар для этого. Свои-то кости ношу с трудом.
Я был склонен согласиться с ним. Конечно, он был гораздо умнее, чем казался на первый взгляд, и, возможно, более крепок, но все же вряд ли способен нанести такой удар своему кузену, а потом вытащить его во двор. Стало быть, оставались только двое — адвокат Катберт и торговец Роуланд. Интересно, что никто из них до сих пор не заявил о своей принципиальной невиновности и не изложил собственную версию событий, но для меня сейчас самое важное заключалось в том, чтобы снять с себя подозрения в убийстве. Более того, Катберт и Роуланд смущенно переглядывались. Молчание слишком затянулось.
Неожиданно за столом послышался грохот. Домоправительница Абигейл уронила на пол графин с элем, который до этого держала в руках. Тот разлетелся вдребезги, но все восприняли это как досадную неловкость, не более того. Тем не менее Абигейл закрыла лицо руками и выбежала из комнаты, рыдая во весь голос. За столом воцарилась мертвая тишина. Я посмотрел на пол, где большая лужа разлитого пива быстро впитывалась настеленной здесь соломой, и вдруг вспомнил свежую солому в спальне Элиаса, принесенную якобы для того, чтобы устранить неприятный запах смерти. Однако я хорошо знал, что ее постелили еще до того, как в комнату перенесли тело Элиаса, и до того, как заточили меня. Домоправительница этого дома оказалась слишком предусмотрительной.
Если, конечно, не предположить, что солому принес туда человек, пытавшийся любой ценой скрыть следы свежей крови на полу. А кто мог беспрепятственно принести туда столько соломы, как не домоправительница, прекрасно знавшая, где хранятся ее запасы?
Абигейл.
Та самая Абигейл, которая не только застелила пол в спальне чистой соломой, но и сменила одежду. Она, единственная из всей прислуги, переоделась сегодня утром. Сначала я подумал, что это траур по скончавшемуся хозяину, но мне и в голову не могло прийти, что ее старое замызганное платье в крови. И если мы сейчас ищем человека, способного вынести на себе тело старика во двор, а потом швырнуть в снег меч, то это, несомненно, Абигейл, отличающаяся недюжинной физической силой.
Все это мелькнуло в моей голове гораздо быстрее, чем я успел высказать присутствующим. Действительно, мои мысли неслись вихрем, когда я бросился за домоправительницей, а вслед за мной помчались Марта и другие гости. Через минуту мы подбежали к кухне, но дверь оказалась запертой изнутри. Перепуганной до смерти Мег Абигейл приказала быстро покинуть кухню, а когда та воспротивилась, схватила девушку за волосы и, буквально вытолкав вон, заперла дверь на засов.
Мы прислушались, но внутри было тихо. Тогда Марта вспомнила, что на кухне есть окно, выходящее во двор. Мы бросились туда через весь дом. Снег уже заметно подтаял, и на том месте, где лежало тело Элиаса, осталось лишь продолговатое темное пятно. Мы обошли дом и приблизились к кухонному окну. Рама была распахнута. Абигейл так спешила, что даже не потрудилась скрыть следы своего бегства. Впрочем, ей не было надобности это делать. Требовалось всего лишь несколько минут, чтобы проглотить спрятанное на кухне снадобье, которое она приготовила на всякий случай. И вот этот случай наступил. К тому времени, когда я пролез в окно и открыл дверь остальным, было уже слишком поздно.