Джон Ласселлес всегда нервничает перед важным аукционом, а тот, что начнется завтра в полдень, несомненно, станет самым многообещающим. Ласселлес чувствует это печенками. Он нервно расхаживает по аукционному залу, придирчиво поглядывая на разложенные образцы оружия и доспехов, которые очень скоро уйдут с молотка. Каждый предмет аккуратно помещен на пурпурный бархат и освещен яркими лампами. Даже зная, что все эти вещи являются прекрасной работой старых мастеров-оружейников, Ласселлес все же немного волнуется. Он то и дело останавливается перед экспонатами, поправляет европейскую рапиру с округлым эфесом, поворачивает перчатку с крагами шестнадцатого века, по форме напоминающую мертвого броненосца, чтобы падающий на нее свет лучше раскрывал все достоинства этой изумительной вещи. Он делает это вовсе не для того, чтобы лучше расположить предметы, просто пытается хоть немного оттянуть тот радостный момент, когда его взгляд снова упадет на центральное место экспозиции, которая вызовет фурор на завтрашнем аукционе.
Меч.
Уоллис Баркер опаздывал. В результате дорожной аварии на Хаммерсмит-бродвее, где столкнулись два автомобиля и началась всеобщая ругань из-за возникшей пробки, он потерял как минимум пятнадцать минут, потом спешился и стал медленно продираться с велосипедом сквозь автомобильный затор, не обращая внимания на возмущенные выкрики пешеходов на тротуаре. В конце концов он добрался до Кенсингтона, но опоздал на пятнадцать минут на предварительно назначенную встречу с Джоном Ласселлесом. Кроме всего прочего, ему пришлось долго пристегивать цепью велосипед к металлической стойке перед старинным зданием Викторианской эпохи. Разгоряченный и равнодушный к опозданию, он стал быстро подниматься по каменным ступенькам лестницы аукционного дома Ласселлеса, торговавшего антиквариатом.
Джон Ласселлес сидит за своим огромным рабочим столом и периодически постукивает по его полированной крышке небольшим аукционным молотком из слоновой кости. Он не замечает, как на сверкающей столешнице из красного дерева появляются едва заметные вмятины. А напротив него опоздавший, но даже не извинившийся за это исследователь-историк никак не может закончить свой рассказ о странном клинке, основанный на обрывках документов и семейных преданиях. В полном соответствии с темой Уоллис Баркер одет в костюм Викторианской эпохи. Его старый твидовый пиджак застегнут только на верхнюю пуговицу, не скрывая большой живот, обтянутый горчичного цвета бархатной жилеткой. Между двумя ее крошечными карманами свисает массивная цепочка часов, обладатель которой периодически приглаживает рукой седеющие волосы и теребит кончики роскошных усов. Говорит он тихо, с протяжным акцентом, выдающим в нем местного жителя.
— Вы хотите, чтобы я познакомил вас с результатами последних исследований?
Ласселлес нетерпеливо кивает. Его раздражает возбуждение гостя и удивляет, что тот так и не снял велосипедную прищепку, стягивавшую левую штанину. Он видит в этом некоторое проявление фетишизма. Однако, отбросив надоедливую мысль, напоминает себе, что перед ним хороший специалист, докапывающийся до истоков тех вещей, которые он, Ласселлес, продает. Например, этот старинный меч будет выставлен на аукционе завтра в полдень.
Баркер засовывает большие пальцы в карманы жилетки и самодовольно откидывается на спинку стула. Только сейчас он замечает, что не отстегнул прищепку на левой ноге, быстро снимает ее и снова возвращается к владельцам меча, представляющим собой девонскую ветвь некогда могущественного рода де ла Помрой. Все прослежено от начала до конца, от небольшой крестовины меча, добавленной в средневековые времена, до затупленного кончика лезвия. Баркер имеет все основания гордиться своей работой, поскольку исследовал все семейные предания и архивы и проследил историю клинка до самых последних дней.
— Разумеется, самое интересное в этом оружии заключается в давних преданиях о тех несчастьях и злоключениях, которые он якобы вызывает. Я вспоминаю случай, когда…
Ласселлес вздрагивает и решительно поднимает вверх руку, останавливая неиссякаемый поток слов.
— Уоллис, пожалуйста, не надо о неприятностях.
Баркер вопросительно наклоняет голову, подрагивая остроконечной бородкой. Ласселлесу этот жест напоминает бойцовскую позу петуха-забияки, ищущего соперника на сельском дворе. Подавляя ухмылку, он неохотно объясняет Баркеру, что любое напоминание о несчастьях или злом роке может вызвать на аукционе падение первоначальной стоимости.
Историк многозначительно кивает в знак согласия:
— Да-да, это вполне естественно. — После чего снова возвращается к безопасным аспектам своего исследования. — Думаю, когда он впервые попал к вам, вы были удивлены его превосходным качеством и хорошей сохранностью.
Ласселлес молча кивает и снова стучит по столу аукционным молотком, портя отполированную до блеска поверхность.
— Да, большинство средневековых мечей слишком долго лежали в земле и поэтому частично или полностью разрушены. А вы видели этот клинок. Он до сих пор находится в прекрасном состоянии, несмотря на легендарный возраст.
— Да, это так, но мы должны учитывать, что он пришел к нам из коллекции Барнуелла.
— Совершенно верно. Однако в данных обстоятельствах мы можем проигнорировать этот факт, предположив, что это подделка Викторианской эпохи. Сэр Грегори Барнуелл относится к тем викторианским чудакам, которые коллекционировали все на свете вне зависимости от истинной стоимости или качества тех или иных артефактов. Вот почему его огромная коллекция не представляет большой ценности. — Ласселлес видит, что Баркер не разделяет его снисходительное отношение к филантропам Викторианской эпохи, и продолжает доказывать свою правоту. — Но вскоре выяснилось, что этот меч разительно отличается от прочей ерунды. Значит, вы нашли какую-то новую информацию о нем?
Баркер облизывает пересохшие губы и еще раз обдумывает слова, рвущиеся с губ с того момента, как вошел в офис Ласселлеса.
— Да, но могу ли я прежде еще раз взглянуть на него?
Под ярким светом ламп, на фоне пурпурного бархата меч сверкает еще сильнее. Джон Ласселлес медленно приближается к нему, попутно натягивая белоснежную хлопчатобумажную перчатку. Рядом с ним пританцовывает от возбуждения историк Уоллис Баркер, готовый прикоснуться к клинку голыми руками.
— Нельзя! — строго предупредил Ласселлес.
От резкого окрика компаньона Баркер отпрыгивает, не скрывая раздражения и страстно желая немедленно рассказать ему семейную историю о том, как сэр Грегори стал обладателем этого чудесного оружия. Однако находит в себе силы держать язык за зубами.
В соответствии с законом этот меч должен принадлежать Тринити-колледжу, в собственности которого находилось поместье Валенс в Иклтоне. Клинок был спрятан в дымовой трубе и обнаружен относительно недавно. Именно поэтому он так хорошо сохранился. Однако спившийся поэт девятнадцатого века, известный под именем Альфред Стердж Блисс, стащил его из Тринити-колледжа еще до того, как меч успели оприходовать, и продал за бесценок коллекционеру Барнуеллу. Вскоре этого поэта нашли с размозженной головой при весьма странных обстоятельствах, но тогда сей печальный факт отнесли на счет его беспутной жизни, бесконечных пьянок и пагубной привязанности к наркотикам. Поэтому меч уплыл от своих владельцев, а все следы его исчезновения были утрачены. Для Барнуелла стало большой удачей, что современная полицейская служба ищет воров гораздо эффективнее своих далеких предшественников. Во всяком случае, столь длительное пребывание этого оружия в коллекции Барнуелла помогло ему хотя бы отчасти восстановить его добропорядочную репутацию.
Именно в этот период на сцене появляется Уоллис Баркер, успешно проследивший историю клинка вплоть до древнего рода де ла Помрой. Однако сейчас он пытается связать ее с древней легендой времен норманнского завоевания и даже отыскал смутные свидетельства об истинном творце этого меча, том самом древнем оружейнике, который сотворил это чудо. И вот сейчас, упиваясь зрелищем совершенного творения, покоящегося на пурпурном бархате, он начинает рассказывать Ласселлесу эту странную историю: