— Да, сейчас нам полезна даже самая ничтожная информация, — снисходительно проворчал он. — Но неужели ты думаешь, что из-за этого кто-то станет убивать другого человека?
— Это еще не все, Джон, — продолжала Неста. — Во время нашей беседы к нам подошел извозчик Генри Окфорд и сказал, что слышал от кого-то, будто Серло имеет серьезные виды на свою невестку.
— На Кристину? — хмыкнул Джон. — Меня это нисколько не удивляет. Слишком невозмутимой ее оставил вид покойного мужа. Хотя позже она устроила настоящий спектакль, якобы упав в обморок от пятен крови на носовом платке де Ревелле. Что же до Серло, то он просто не снимал руки с ее плеча во время расследования.
Неста прижалась к нему и обняла за шею.
— Я знаю еще одного человека, который тоже не может снять руки с женщины!
На этом их разговор прервался на некоторое время.
— Это лучший эль в таверне, а Неста собственноручно испекла пироги с мясом, — сообщил Томас, с удовольствием глядя, как Гвин, словно изголодавшийся волк, опустошает сумку с едой и питьем, которую он притащил в церковь. — Твоя жена в полном порядке, и пока нет никаких признаков возможного выкидыша, — добавил он через некоторое время. — Она сказала, что навестит тебя, как только сможет совершать длительные прогулки, и приведет с собой сыновей, которые быстро идут на поправку.
Гвин посмотрел на длинную каменную скамью вдоль стены и спросил с полным ртом:
— Сколько времени мне придется сидеть здесь? Эти два дня показались мне длиннее двух месяцев!
— Коронер делает все возможное, чтобы помочь тебе, но для этого ему надо как можно быстрее найти настоящего убийцу.
Корнуоллец кивнул.
— Да, я знаю и очень благодарен вам всем! Жаль, что не могу выбраться отсюда и помочь.
Он угрюмо оглядел мрачные стены церкви с ее земляным полом, примитивным алтарем с единственным бронзовым крестом и двумя деревянными подсвечниками.
— Это, конечно, лучше, чем тюремная камера в Южных воротах, но не намного, — недовольно проворчал он и ужаснулся столь откровенному проявлению неблагодарности по отношению к маленькому клирику. — Прости меня, Томас, я сейчас в дурном расположении духа. С тех пор как обрел этот проклятый меч, все у меня пошло вверх тормашками.
Бывший священник молча кивнул в знак понимания и сочувствия.
— Возможно, на нем лежит проклятие прежнего владельца, этого предателя Генри. И кто знает, какие постыдные поступки были совершены с его помощью до этого?
Они стали обсуждать обстоятельства недавнего побега и вспомнили подкупленного тюремщика, который искусно притворился, будто не мог противостоять пятерым заключенным, когда вошел в камеру, чтобы оставить им немного еды и воды.
— Боюсь, я ударил его сильнее, чем требовалось, но ведь мы оба корнуолльцы и я хотел, ради его же блага, чтобы все выглядело по-настоящему. — Гвин улыбнулся, доедая пироги допивая остатки эля.
— Сэр Джон сказал, что навестит тебя при первом же удобном случае, — кивнул Томас, складывая остатки еды в корзину Несты. — Разумеется, он не хочет, чтобы его роль в этом деле была слишком очевидной, поскольку шериф по-прежнему убежден, что это именно он организовал твой побег.
Гвин снова устроился на узком каменном выступе — единственном месте в церкви, где могли присесть престарелые и немощные прихожане. Этот же выступ служил беглецу кроватью, лишь слегка смягченной тонким шерстяным одеялом, великодушно предоставленным в его распоряжение доброй хозяйкой таверны.
— Здешний приходской священник, кажется, вполне терпимо относится к моему пребыванию, — поделился Гвин с клириком. — В отличие от того толстого ублюдка в церкви Святого Олава, которому приходилось скрывать у себя настоящего убийцу.
— У него просто нет выбора, — пояснил Томас. — Священное убежище — это милосердие, дарованное самим Господом Богом, а не священнослужителем той или иной церкви. Но мы выбрали для тебя церковь Святого Мартина прежде всего потому, что отец Эдвин — один из немногих священников саксонского происхождения в Эксетере. Он сочувствует повстанцам и искренне ненавидит норманнскую аристократию, к которой принадлежит наш шериф!
— Молодец! — пробормотал Гвин. — Но лучше бы он бросил на эту каменную полку хоть какое-нибудь толстое покрывало. После сорока ночей на этом каменном ложе вся моя задница покроется огромными волдырями.