— Я ненадолго, не переживай… — пробубнил себе под нос Верн и прибавил шага. Он вышел на поляну, посередине стояла ветхая избушка с покосившейся крышей и дверью. Окна забиты, повсюду болотные кочки и смрад тухлятины.
— Стой, говорю! Кто ты? Чего тебе нужно? — снова послышалось со всех сторон.
— Выходи давай, я тебе и расскажу, с глазу на глаз, так сказать…
— Цербиш? Это ты? Зачем ты пришел?
— Цербиш? Все еще чокнутая? Выходи, старая ведьма! — прорычал Верн.
На поляну вышла прекрасная дева, облаченная в светлое платье в пол, подпоясанное лентой, на голове венок из трав.
— Говори, зачем пришел, и убирайся.
А зачем он пришел? Теперь он и сам не знал. Увидеть хотел? Увидел. Что теперь? Узнать, почему бросила? Зачем? Что это изменит? Он вырос, стал сильнее благодаря ее поступку. Услышать, что она раскаивается и просит прощения? Зачем ему это? Узнать, брат у него или сестра, жив ли? Зачем?
Она стояла в свете луны, красивая, свежая, какой он помнил ее в детстве.
Верн сделал шаг, еще. «Остановись и иди назад!» Она стояла на месте, настороженно наблюдая за ним. Двигался к ней, по колено утопая в вязи болота.
— Мама, — шепотом произнес Верн, не решаясь посмотреть ей в глаза.
Ну, вдруг она бросится ему на грудь и будет молить о прощении! Скажет, что любит его и все будет хорошо, теперь все будет хорошо! Она станет восхищаться им, поддержит его и пойдет с ним. Он готов простить ей все, готов увести ее за собой и станет заботиться о ней. Надежда теплилась внутри.
— Нет! — вскрикнула она, вмиг постарев. Платье на ней стало грязным и рваным. Сгорбилась, ссутулилась, на голове копна взъерошенных седых волос. Ведьма. Самая настоящая. Страшная, с корявыми руками и морщинистым лицом.
— Почему ты оставила меня? — зло прорычал он, удивленно распахнув глаза и задержав дыхание. — Я был ребенком! Как ты могла? — его передернуло, и он бросился к ней, чтобы схватить. Она кинулась от него, но не успела. — Стой, ведьма, ты всю жизнь мне испоганила, — он свел руки на шее женщины и пару раз ее встряхнул. «Остановись!»
— Я приняла правильное решение, оставив тебя, я не могла… Ты не должен был… Я не хотела тебя…
Его пальцы непроизвольно начали сжиматься, лицо исказилось, и волна ярости накрыла его, в нем проснулся гибрид, настоящий, полноценный, сильный и мощный, тот, кто когда-то задушил мальчика в душевой кабинке детского дома, тот, кто, впервые обернувшись, насытился ужасом и паникой от нападавших на него.
— Это ты во всем виновата, — шептал Верн, захлебываясь своими эмоциями. — Ты свела меня с ума, только твои ненависть и страх я чувствую повсюду до сих пор… — он сжимал пальцы, ощущая силу гибрида, что спала в нем.
«Верн! Остановись!» Ее глаза закатились, руки, что пытались оторвать его пальцы от шеи для глотка воздуха, ослабли и упали вдоль тела.
— Ты оставишь меня окончательно здесь и сейчас и прекратишь преследовать в моих снах, — кричал ей в лицо, тряся расслабленное тело женщины. — Ты не будешь больше ни с кем спать. Не могла моя мать стать падшей женщиной.
Тело кулем упало на землю к ногам дарка. Его трясло от переполняемых эмоций. Он почувствовал удовлетворение и полное эмоциональное насыщение.
***
Как Верн оказался снова в таверне, непонятно. Только занималось солнце. Голос в голове затих окончательно, больше не было слышно шепота, лишь полная пустота. Он сел на стул у барной стойки и бросил пару медяков.
— Ну как, поговорил? — лис поставил перед ним стакан и наполнил жидкость с едким запахом алкоголя.
Верн отпил глоток и поставил стакан на стойку, расплескав остатки пойла.
— Угу, поговорил. Куда идти, чтобы добраться до ближайшего портала? Тот, откуда я пришел, далеко, а я не хочу оставаться здесь ни минутой больше чем нужно.
— На запад иди, скала называется Осколок сердца. Там, в пещере, есть портал, рудники и отсюда недалеко, обычно работяги приходят, чтобы…
— Да заткнись ты… — заскрипел Верн. Он встал, опрокинув стул, открыл с ноги дверь таверны и вывалился на улицу.
За час дошел до скалы. Вошел в пещеру, темную и сырую. Но разницы особой не было — и так весь вымок на болоте.
— Доберусь до Соньки и там, у нее дома, обсохну и высплюсь, — его голос отражался от стен. — Устал как собака… Кто тут?
Сверху послышался шорох и трескотня. Гибрид поднял голову, но разглядеть ничего не смог, только искрило, переливаясь, серебряно-фиолетовое свечение. В один миг с потолка посыпались камушки, больно жаля по всему телу. Он сгорбился, уворачиваясь, и, присмотревшись сквозь пальцы, закрывающие лицо, Верн понял, что камни не могут летать и светиться. От крыльев этих существ разносились фиолетовые искры. Крылья, как стрекозиные, размером существа были не больше голубя. Черт, фивы!