Несмотря на хороший аппетит и достаток в семье, Айна никогда не считала себя упитанной. Но, глядя на Лорину де Одилон, ощутила себя толстой. Худоба, видимо, была семейной чертой Одилонов.
Стройная, как тростинка, высокая и светловолосая, девушка при этом не выглядела бледной. Свеженькая, складненькая, она сверкала белыми зубками, рассказывая, как снег застал её в дороге, и не давала Айне и рта раскрыть в ответ.
— И мне пришлось ночевать в гостинице, потому что кучер наотрез отказался лезть по такой погоде в гору. А я так хотела увидеть тебя как можно скорее, — всплеснула она руками, снова разглядывая Айну. — Всё же, ты — прехорошенькая.
— Ты сказала, что Сольвино волнуется? — на правах хозяйки Айна пригласила Лорину присесть. И то, как легко та называла принца уменьшительным именем, как-то неприятно царапнуло самолюбие девушки. Даже в мыслях Айна не позволяла себе этого панибратства по отношению к принцу, но для сестры Лотера, видимо, не существовало таких условностей.
— Безумно, — приложила Лорина руки к груди. — Не знаю, грызёт ли он ногти, но, мне кажется, если бы грыз, то уже пообкусал бы их все до мяса.
Видимо, это была шутка.
— Лори, не преувеличивай, — сморщился Лотер. Он сел на диван напротив, закинув ногу на ногу, и покачивал сапогом. — Соль волнуется. Это — серьёзный шаг для него. Но…
— Я и не преувеличиваю, — перебила его сестра. И, может, Айна становилась слишком мнительной, ей показалось, что намеренно. Словно он собирался сболтнуть что-то лишнее, так насмешливо скривились его губы перед несказанной фразой, но сестра бдительно следила за ним. — Он же собирался ехать сам. Даже переплыть пролив, чтобы лично сопроводить свою невесту ко двору. Но эти проклятые государственные дела.
— Сольвино?! Через пролив?! — совершенно не понимал Лотер предостерегающе впившегося в него взгляда сестры. — Да его же от одного вида солёной воды тошнит.
— Да ну их, этих мужчин, — закатила васильковые глазки к потолку Лорина, поворачиваясь к Айне. — Мой брат совершенно ничего не понимает в романтике. А всё потому, что ни разу не был влюблён. А Соль — влюблён. Он задумал к твоему приезду такой грандиозный праздник. Ой, — прикрыла она рот, — кажется, я проболталась.
— Тогда будем считать, что я ничего не слышала, — улыбнулась Айна. Сердце её наполнилось теплотой и трепетом. Он ждёт. Он тоже волнуется. Он готовится. Это — лучшее, что она услышала за последние дни.
— Точно, — вцепилась в её руку девушка. — Ты — моя спасительница. Если ты не удивишься, Сольвино меня убьёт. Его матушка и так не хотела меня отпускать до твоего приезда, но я решила, что не могу ждать. Я должна узнать всё первая. Как ты решилась одна, с единственной служанкой, отправиться в такое долгое плавание? На грязном пароходе, с этой ужасной грубой матроснёй.
— Никакой он не грязный, — засмеялась Айна. Ей было приятно, что она знает что-то, с чем эта светская девица совершенно не знакома. — Наоборот, сверкает чистотой и белизной. А для пассажиров первого класса на верхней палубе отведены отдельные каюты, они матросов даже не видят. И там была очень приличная публика. Сплошь маркизы, графы. Даже один гиацинтарский посол, с которым мы… — «мило беседовали» — чуть не проболталась Айна, но вовремя осеклась, — … иногда встречались на палубе. И вместе кормили чаек. Собственно, это за ним я и подсмотрела, что можно оставлять на палубе хлеб. И эти бесстрашные птицы садились прямо на перила, чтобы его стащить.
— Боже, как мило. Как мило, — повернулась Лорина к брату, восторженно прижимая руки к груди. — Я думала все гиацинтарцы — грубые мужланы, и была готова услышать, что рядом с хлебом он ставил силки, а потом отрывал пойманной птице голову голыми руками и приказывал сварить из неё суп.
— У тебя слишком богатая фантазия, но в нравах гиацинтарцев ты совершенно не разбираешься, — улыбнулся Лотер, но как-то натянуто.
— Потому, что настоящий гиацинтарец съел бы птицу сырой, — закончил его фразу де Риз, и все повернули головы к вошедшему герцогу.
«Явился, не запылился, — отвернулась Айна. — И судя по тому, что мажордом его не объявил, припёрся он сюда как к себе домой».
— Тьер! — подскочила ему навстречу Лорина, и Айна только рот открыла, как та уже повисла у герцога на шее. — Мой дорогой Тьер! Мы так по вам скучаем. Без ваших едких сонетов, без ваших остроумных шуток и язвительных замечаний так скучно при дворе.
— А миледи Айна сочла меня хамом и грубияном, — церемонно поклонился Айне как никогда мрачный герцог, провожая Лорину назад к дивану.