- Почему же он не убил нас?
- Потому что время ещё не пришло. - Вздохнул Долговязый и в голосе его проскочила едва заметная нотка. Впервые за все время, Кручине показалось, что тот встревожен.
- Но придёт. Придёт. И уж тогда пощады не будет.
***
Они пустились в путь когда солнце поднялось достаточно высоко, чтобы тьма расползлась по пещерам и впадинам, забилась под корни столетних елей. Шли быстро, не обращая внимания на усталость. Кручина жаждал убраться подальше. И как можно скорее. Долговязый, судя по темпу, был вовсе не против.
Обратный путь был для них намного быстрее. Солнце светило, птицы пели в ветвях, оклемавшийся Загривок постанывал на конской спине. За весь переход он не сказал ни слова и Кручина решил, что он не в себе.
Время шло к полудню, когда внизу показалось знакомое пепелище. Они подошли ближе и присмотрелись, ловя взглядом движение, но деревня была мертва. Светлица, унесённая от людских распрей аж на край света, погибла, этими самыми распрями и настигнутая.
"От себя не уйти". - подумал Кручина и быстро пошел вниз. Долговязый двинулся следом, таща за собой коня.
***
Фёдор Жулька, до недавнего времени сельский староста, любящий отец и, вероятно, просто хороший человек, тихо покачивался в петле. Перекинутая через яблоневый сук верёвка крепко держала его за шею. Щёки посинели, язык вывалился и вкупе с выжранными вороньём глазницами, придавал ему вид зловещий, если не сказать пугающий. Одинокий висельник на страже погоста. Вероятно убился он ещё накануне, потому и ноги его были обглоданы до самых колен. Но, как отметил Долговязый, обглодали его всего лишь волки. Почему же пирушку не посетили более эксцентричные представители окрестной фауны, Кручина не знал, хотя имел на этот счет определённые предположения.
Яма была зарыта и хорошенько утоптана. Останков никто не вытащил.
- И всё-таки старик не был трусом. - Заметил Кручина. Он уселся на перевёрнутый чурбак и стащил кольчугу вместе с рубахой. Огромный синюшный кровоподтёк на боку радости ему не прибавил.
- Не был. - Согласился Долговязый, сажая Загривка у закопчённой часовенки, утыканной свечными огарками.
- Не бхыл. - Добавил Загривок. Продрав глаза он уставился на старика взглядом, лишенным всякой осмысленности.
- Да ты, гляжу, просто смертельно везуч. - Хмыкнул Кручина.
Загривок похрипел и расплылся в улыбке, выставив черные зубы. Обожженные щеки сморщились и потрескались, в ранках показалась кровь.
- Что ж, надеюсь везение тебя не покинет. - Продолжил Кручина, затягивая на груди обрывки рубахи.
- Бх.. Бр.. Брхосишь меня? - С трудом выдавил Загривок. Что-то изменилось в его глазах, но дурная улыбка не сползала с изувеченной рожи.
- Не брошу, а оставлю. - Утвердил Кручина. - Но зато не убью. А ведь ты и сам знаешь, что надо бы.
- Кх... Кхм... - Хрипел Загривок. Хотел ли он что-то сказать, или просто пытался прокашляться, Кручина понять так и не смог. Впрочем, он толком и не пытался.
Долговязый сорвал неспелое, совсем ещё зелёное яблочко и вгрызся в него с хищным лицом. Видимо яблочко было не вкусное, потому как перекосило его почище, чем с прокисшей браги. Но он не выплюнул - сжевал и проглотил всё, до последней косточки. За вторым, правда, не полез. Вернулся назад и ухватил коня под уздцы.
- Двигаем. - Бросил он, похлопывая животину по шее.
Кручина поднялся на ноги, и кряхтя натянул кольчугу на голые плечи. Металл прилип к коже и тут же нагрел её.
- Ну что ж, поживи, паскуда. Хотя бы до вечера.
Загривок смотрел ему прямо в глаза. Не моргая, ни на секунду не отводя взгляда. Вид у него был мерзкий. И жалкий. Что убьёт его быстрее - падальщики или гангрена? Каковы его шансы? "Черт возьми, нет у него шансов. Никаких." Кручина взял меч и присел рядом с Загривком на корточки.
- Всегда считал тебя дрянью. - Протянул Кручина, смотря куда-то поверх его головы. - Думал вскрою тебе пузо при оказии, за все твои грешки и проступки. Уж раз бог не торопиться тебя наказать, то хоть я ему подмогну. Но думается мне - теперь думается - что без божьей помощи ты бы давно уже сдох. Как забитая псина в подворотне - брошенный всеми и никому не нужный. И знаешь, кто я такой, чтоб оспаривать его намерения, пусть даже в отношении такого ублюдка, как ты.