— Верно-верно, похолодало. — Леди Ульрика повела плечами. — Заметно похолодало.
Харрисон откашлялся. Как обычно, голос его вначале не слушался.
— Хм! Хм! Что если нам предстоит наблюдать какой-то феномен? — Он издал слегка надтреснутый смешок. — Холодное дуновение — это ведь первый признак, да, Вернон?
— Самый безошибочный, — торжественным тоном подтвердила леди Ульрика, опередив Вернона.
Харрисон собирался что-то добавить, но в разговор вмешался Грэтрикс.
— Слушайте, — произнес он голосом, в котором явственно различалось волнение, — кто там у озера? Одна из ваших служанок? Девушка в белом, у самых тисов?
— О чем это вы? — с некоторой поспешностью отозвалась миссис Харрисон. — Двенадцатый час, все горничные, надеюсь, давно в постели.
— Кто-то там все-таки бродит, — заявил Грэтрикс.
— Хм! Хм! Грэтрикс совершенно прав, дорогая, — сказал Харрисон. — Думаю… думаю, мы обязаны это расследовать, хотя бы из чувства долга.
— Возможно, это кто-нибудь из деревенских девушек, Чарльз, — предположила его супруга.
— Тогда нечего ей делать среди ночи в наших владениях. — С этими словами Харрисон решительно, как автомат, зашагал к перелазу в просевшей ограде, который вел на луг.
— Пойдемте все? — предложил Грэтрикс, но миссис Харрисон явно заколебалась.
— Не знаю. Не кажется ли вам… — начала она.
Грэтрикс, однако, не стал ждать ее соизволения и, сделав несколько шагов, тоже оказался на лугу. Вернон, леди Ульрика и миссис Грэтрикс, как бы повинуясь внезапному порыву, последовали за ним, и Эмма осталась на лужайке с единственным спутником — Робертом Феллом.
— Что ж, коли все дружно отправились, — проговорила она с истерическим смешком, — наверное, надобно и нам.
— Не знаю. Пожалуй. Думаете, нужно? — В голосе Фелла слышалось странное волнение.
Немного удивившись, миссис Харрисон оглянулась.
— Вы же не боитесь? — спросила она, невольно выдавая причину своих колебаний.
— Боюсь? — не понял ее Фелл. — Чего боюсь?
— Ну… привидений!
— Миссис Харрисон, неужели вам пришло в голову… — начал Фелл.
— Ничего подобного, — открестилась Эмма. Смятение спутника оказалось заразительным, но это, как ни странно, помогло ей набраться храбрости. Эмме уже не терпелось продемонстрировать, что ей все нипочем — и внезапно остывший воздух, и белые тени, блуждающие в неурочный час по берегу озера.
Вереница из пяти человек между тем растянулась по лугу, ясно различимая в молочном свете луны, затянутой тонкой облачной дымкой. Двигались они неторопливо: воспитанные люди всегда сдерживают шаг, когда опасаются потревожить влюбленную пару.
— Ну что, идете, мистер Фелл? — решительно спросила Эмма.
— Иду, — произнес он со вздохом, как будто его вынудили капитулировать.
Часть 2. Явление
Харрисона и Фелла отделяли от тисовых посадок какие-нибудь несколько ярдов, и тут призрачно-белый нечеткий столбик света, проворно мелькавший в тени крон, выступил вперед и, помедлив, как нерешительный ныряльщик, переместился на залитое луной пространство. Исчерпав, казалось, запас храбрости, женщина на мгновение приросла к месту. Неподвижно, в напряженной позе она стояла на границе сумрака, глаза ее смотрели в землю, скрещенные руки теребили концы тюлевого шарфа, которым были обернуты ее голова и плечи.
Замершая на фоне сумрачных тисов, отчего все оттенки лица и платья уступили место молочной белизне, она походила не на человеческое существо, а на условный, идеализированный образ девственницы, словно некий художник немногими штрихами воспроизвел в воске свое уже ускользавшее из памяти видение.
Застыв на месте, Харрисон схватил Фелла за рукав.
— Кто это? — спросил он. Глупо было, разумеется, задавать такой вопрос человеку, чужому в Лонг-Ортоне, но Харрисон, ошеломленный своим открытием, обратился к первому, кто подвернулся.
— Понятия не имею! — отозвался Фелл. Им внезапно овладели разочарование и печаль. В девушке, кем бы она ни была, не прослеживалось никакого сходства с Филлис, и прежняя буря чувств — тревога, недовольство, благородные порывы — вдруг улеглась, оставив Фелла безразличным и опустошенным.
— Кто это? — повторил Грэтрикс, шедший за ними в двух шагах. Таким тоном обращаются потихоньку к соседу во время церковной службы. Эхо собственного вопроса как будто вызвало у Харрисона досаду. Презрительно передернув плечами, он обернулся и неуместно резким тоном сказал жене: — Эмма, к нам с визитом неизвестная дама.