- Я убью тебя, - прошипел я сквозь сжатые зубы. - Никто не смеет так разговаривать со мной. Никто не смеет так обращаться... С королем. - Последнее слово едва вырвалось из моих легких. В данной обстановке протеста мои писк о собственной крови выглядел теперь бессмысленным.
И палача это только позабавило.
- Король, - вслух фыркнул он, давая мне подзатыльник. Толпа одобрительно загудела, мечтая о том, чтобы шоу продолжилось. Я же нашел в себе силы открыть глаза шире и посмотреть в лица этих потерянных, заблудших душ, которые оказались пешками в руках нашего государства.
Я бы хотел их ненавидеть.
Хотел ненавидеть за то, что восемнадцать лет они улыбались мне и восхваляли меня, а теперь с такой страстью требовали моего позора. Они желали, чтобы палач убил меня.
Но я чувствовал только любовь. Безграничную любовь к своему народу.
Именно этому меня учила мать.
Это все, что у меня осталось от моей семьи, - знания. Моральные принципы, которые живут во мне и просятся наружу.
Они хотят уничтожить их во мне. Все до единого. В глубине души я понимал, что лучше умереть, чем отправиться в Адинбург.
И именно поэтому они приготовили мне именно такую участь. Навсегда окрестили клеймом позора, заковали в цепи и отправили в Чистилище.
- С этого дня ты - жалкий червяк, отмеченный ненавистью всего народа. Ты заслужил это, - тихо прошептал мне на ухо палач, в который раз одаривая меня своим мерзким запахом. Под четкие и громкие удары барабана он вел меня к машине, держа за волосы на макушке.
Люди кричали.
Они ненавидели меня.
Мои босые ноги врезались в камни на земле, но, вместо того чтобы завыть от боли, которая разрывала мою душу, я собрал все свои последние силы и высоко поднял подбородок.
Мои плечи автоматически расправились, в легкие поступили долгожданные волны кислорода, которым я в последний раз наслаждался с такой жадностью.
Солнце выглянуло после дождя - всего лишь на мгновение. Оно прощалось со мной. В темнице оно вряд ли будет меня радовать. Оно и так частенько обходит эту часть света стороной.
Недовольный шепот сообщал мне о том, что люди были неудовлетворены. Они не хотели, чтобы я вел себя так, как и прежде. Как будто до сих пор был наследником.
Я им не был.
Я и есть наследник.
Я окинул всех, кого мог, таким взглядом, который не оставлял им никаких сомнений в этом.
- Ты не смеешь вести себя так, червяк. Ты - не Бастиан, - проревел палач, и толпа повторила его речь за ним. В следующую секунду я почувствовал, как он пнул меня к колесам машины, и я вновь упал, держа руки за своей спиной - у меня не было другого выбора. Мои запястья оставались закованы в железные цепи весом в несколько тон.
- Я уничтожу тебя, - выплевываю я, проклиная его и всех их своим обещанием. - Я вернусь. И я заставлю вас всех расплатиться за то, что вы сделали со мной... С моей семьей... С Мэри... - Мой голос сорвался, когда я вспомнил ее ласковый смех. - С Бастианом.
Палач отвесил мне резкую пощечину, которая могла бы снести мне голову.
- Ты не смеешь произносить имя Короля.
Я зарычал, немедленно вставая с колен. Я не мог... Я должен оставаться сильным. Я должен донести до всех правду.
В которой сам толком не мог разобраться.
Бастиан умер сегодня.
- Король - здесь я, - уже тише, будто себе под нос, прошептал я, и это были последние слова, которые сорвались с моих губ. К палачу подоспели люди в форме - офицеры Адинбурга. Острая игла разрезала мою кожу, как нож расплавленное масло. Наркотическое вещество опьянило меня, забирая всю физическую боль без остатка.
Моя спина не болела.
Погибала душа, которая оплакивала восемнадцать лет моей жизни.
Счастливой жизни.
Падая на пол железной клетки, я слышал, как закрывается дверца машины, и понимал только одно:
Прежнего меня больше нет. Впереди меня не ждет ничего кроме мрака, вечной боли и скитаний обесчеловеченной души.
ГЛАВА 1
POV Кенна
Они забрали меня на рассвете.
Моя ночная рубашка, что была на теле в момент их прихода, почти единственное, что у меня осталось.
Я не знаю, сколько прошло часов или дней, но могу сказать с уверенностью, что к месту назначения мы прибыли в темное время суток.
Едва ли я что-то видела в кромешной тьме. Мне было не до того, чтобы разглядывать живописные ночные пейзажи. Все мои силы уходили на то, чтобы орать в тряпку, затыкающую мой рот, и сопротивляться сильным мужским рукам, которые намертво схватили меня за плечи.