Даже когда я поняла это, мне все равно удавалось сохранить лицо – железную маску, которую я с гордостью носила.
Никаких слез и криков, которые постоянно слышались в отдалённых частях коридора.
Я не собиралась забиваться в угол и давить на их жалость - я буду бороться за освобождение и свою жизнь любимыми методами, которые только придут в мою голову.
Офицер ушел, забрав с собой воду и напоследок бросив: «Либо ты пьешь и ешь при мне, либо не пьешь вообще».
- Катись к черту, – выругалась я, вцепившись в собственные волосы.
Единственная роскошь, которую я могла себе позволить, – это сон. Хм… И туалет, который здесь был предусмотрен, но мало напоминал даже наш жуткий туалет на ферме без всяких удобств. Что ж, спасибо и на этом.
Меня не мучали страшные сны, каждая прожитая минута превратилась в один сплошной и нереальный кошмар.
Уже через несколько дней я осталась совершенно без сил. Вода была мне необходима.
Оглянувшись по сторонам, я убедилась, что никого нет и встала под тем местом, где вода протекала через потолок, и просто открыла рот.
Редкие, но свежие капли чистой воды скатились по моим губам, одаривая восхитительным чувством.
Это был первый раз, когда моя нижняя груба задрожала за несколько секунд до слез, которые мне удалось сдержать глубоко внутри.
Гордость. Это все, что у меня здесь осталось.
Слабость была настолько сильна, что через какое-то время я вообще перестала двигаться. Перестала задавать вопросы. Я просто сидела в углу своей пещеры, в провонявшей и прогнившей от сырости сорочке.
Мне было стыдно смотреть на собственную кожу – даже присматриваться не приходилось для того, чтобы обнаружить на себе скатавшиеся комки грязи и пота.
Я была отвратительна.
Так и погибну здесь.
Гас бы, наверное, даже не посмотрел в мою сторону, если бы увидел в таком состоянии.
Я вздрогнула, когда дверь резко распахнулась. На пороге я с ужасом обнаружила своего старого знакомого – Золотозубого.
Моего личного палача. Внезапно мне захотелось есть и пить – я бы с радостью приняла из рук того офицера что угодно, лишь бы вновь не видеть эту страшную рожу.
Очевидно, Джейсон не применил серьезных мер по устранению этого мужчины. Или этот загадочный «он» все же пощадил его.
Я заранее возненавидела главаря этой секты.
- Моя упрямая нимфа. Плохо выглядишь, – подметил Золотозубый, поставив ведро на пол рядом со мной. В его руках я заметила полотенце и мочалку. Тут даже моя гордость надломилась – я хотела этой воды, хотела помыться. Я хотела снова хоть на день почувствовать себя человеком.
Каждая клеточка на моем теле зачесалась от предвкушения – я собиралась принять эту возможность.
Для того чтобы держаться дальше, мне нужны хоть какие-то силы.
Я молча посмотрела на Золотозубого – куда-то сквозь него, стараясь придать своему лицу Равнодушие.
- Говорят, ты не ешь. Не пьешь. Не моешься, – заключил он, наслаждаясь своей небогатой речью. – Я пришел в надежде застать тебя здесь – страшную, неумытую и одинокую. Сломленную. Но даже сейчас я не перестаю желать тебя.
Его пальцы коснулись моей щеки, и я сцепила зубы, чтобы не завизжать. Каждая секунда нашего соприкосновения отбирала у меня силы.
Теперь я стала в миллионы раз грязнее - и все это после его легкого касания.
Даже ванная не спасет меня от стыда, позора и его грязных лап. Тем не менее, она была мне необходима.
- Я помоюсь. Я готова принять ваш дар. Но только его. – Посмотрев на него будто свысока, я вскинула бровь, заметив секундное замешательство на его лице.
Я не знаю, чего он ожидал, но явно не такой реакции. Наверное, он уже рисовал в мыслях картинки о том, что я слишком слаба, чтобы бороться с ним. Рассчитывал на то, что я лежу здесь и поджидаю его с раздвинутыми ногами…
Черт возьми, мне не передать словами, насколько мысль об этом омерзительна!
- Ты весьма странно себя ведешь для пленницы. Смеешь заявлять о своих правах, которых у тебя нет.
Отказываешься от еды и воды. Что ж… Раз ты уже приняла этот дар, я должен сообщить тебе о том, что к нему идет и второй подарок: мыть тебя буду я, красавица.
С этими словами он опустился передо мной и намочил мочалку, набрав в нее побольше воды.
Я хотела сказать что-то в знак протеста и своей защиты, но не успела.
На мою щеку опустился удар, а затем новый удар. Грубая мужская ладонь давала мне пощечину за пощечиной – Золотозубый не мог остановиться, упиваясь картиной того, как моя голова раскачивается из стороны в сторону, а разум не имеет возможности прийти в себя.