– В честь чего? Может быть в честь того, что на протяжении семи лет ты вдалбливал в меня лишь одно слово – «честь»? Может с того, что за семь лет нашего знакомства ты никогда не давал даже малейшего повода усомниться в своих словах? С того что ты из раза в раз доказывал свою правоту, несмотря на все причины негодования и невзгоды? И сейчас ты говоришь, что жизнь не справедлива и мы должны стоять молча и…
– Ты много не знаешь, парень, лучше оставь этот пустой пафос.
– Да плевать, мне достаточно того, что я знаю. Тем более ты сам сказал, думать и знать о слишком многом тоже бывает вредно.
Старик лишь в очередной раз вздохнул, а после расхохотался.
– Пхахахаха! Подумать только, бывают же такие дурочки. Вера вещь спорная, учти это, почти никогда до добра не доводит, хотя и спасает порой.
Старик улыбался, курил трубку и поглядывал на извивающиеся языки пламени.
– Не нам менять этот мир…
– А ты бы хотел этого?
– Чего?
– Ну, поменять этот мир. Никогда не думал, чтобы хотел в нем поменять?
– Хм… – Он схватил лежавшее рядом с камином полешко и подбросил его в костер. – Пожалуй… Нет. Я бы не хотел.
– Почему?
– А ты сам подумай, в этом же нет смысла. Захочешь сделать мир справедливым? Так справедливость у каждого своя. Не угодишь. Сделать всех счастливыми? Ну так для счастья для одного, несчастье для другого. Уровнять всех? И как? Даже если ты раздашь всем благо, да так чтоб на всю жизнь хватило, найдутся те, кот позарится на чужое, те, кто попробует свое приумножить, те, что все свое по миру пустят. Люди, да и не только люди, мы все разные, всегда будут обделенные и защищённые, всегда будет богатство и нищета… – Старик сделал затяжку, после чего пустил дымное кольцо.
– Значит… – Пожимаю плечами. – Только богам дано менять и править?
– Хм-м-м… Да, думаю да.
– Получается и судьба тоже от нас не зависит?
– Это почему же? Считаю, что как раз-таки судьба только нам и принадлежит.
– Это как же? Ты же сам только что сказал….
– Вот поживешь – увидишь, а на сегодня хватит с меня философии.
– Да мы еще даже не начинали!
– Зато закончили уже успели.
– Вот ты вредный…
– Старею, что тут скажешь, хе-хе. – Подкинув еще пару дров, Старик затянулся. – Что ж, делу время, а потехе час. Ты давай – грейся, сушись, мне нужно будет сходить к Корье, а тебе – к «мелким», нужно провизии немного закупить.
– К Корье?! К Корье то тебе зачем? Какое дело может быть к торгашу?
– Деловое! Слишком много вопросов, Сигвард! Ты давай не спорь, а делай как велено. – Старик собрался уходить. Посмотрев на меня хмурым взглядом, он добавил – Вот еще что, старайся ни с кем не говорить. С тобой ничего не случилось, ты ничего не слышал и не видел в тот день, уяснил? А если спрашивать на счет сегодняшнего будут… Скажешь, что спор проиграл.
Киваю в ответ.
– И все-таки я прав? – Говорю ему вдогонку. В целом ответа я не ожидал, и поначалу Старик не ответил. Он молча двинулся в сторону лестницы, но на самом подходе остановился
– Возможно, Сигвард. В скором времени многое изменится, даже слишком многое. Если ты и вправду верен самому себе, своим убеждениям, своей чести, то я могу быть спокоен.
С этим странным заявлением он вышел, оставив меня наедине со своими мыслями. Все рассказанное Стариком не выходило из головы. Как он и сам сказал: «слишком много». Всего свалившегося слишком много для этого города, для этих людей, для меня лично. Порой мне кажется, что согласись я тогда с Саволой, было бы проще… Ха, смешно.
Однако, в основном меня волновала одна только вещь.
«Неужели я во сне… С жизнью… Того? Да нет… Не может быть.» – Я не мог поверить в возможность такого. Покончить с жизнью будучи во сне? Да где такое видано?! Отвлекшись, я похлопал себя по щекам – прийти в себя и малость освежиться. Не хватало еще голову забивать всякой хренью. Не мог я!!!
Долго я не засиживался, работу никто не отменял, да и поручение Старика в долгий ящик откладывать нельзя.
Как и было велено я натянул на себя свой плащик и первым же делом отправился на рынок.
Город тем временем прибывал в трауре. Произошедшее у ныне не существующего квартала «нищих» стало настоящей трагедией для всех жителей Рудникового. Проводить обряды прощания с ушедшими было запрещено и не только на словах. Тех, кто осмелился нарушить запрет казнили за стенами, а после сажали их головы на колья. Многие горевали, стараясь не показывать этого, иные запирались у себя в домах на несколько часов, а то и суток. Целая свора особо своевольных граждан и вовсе взялась за оружие с лозунгами «Долой власть тирании!! Долой кровавого узурпатора!!». Что ж, участь их была предсказуемой... По-своему суровый и неприветливый городишко стал похож на один единый, огромный погребальный храм, в котором ходили толпы «живых мертвецов». Лица обывателей более не выражали радости, а их действия все больше походили на работу шестеренок в дварфских механизмах. Что касалось солдат гарнизона, то далеко не все восприняли "Казнь" и все последующее после одобрительно. Многие из них и сами были представителями низших сословий, а потому увиденное поселило сомнение и озлобленность к собственному командиру. Сам же Эркюль Д`Аль, при обращении к жителям, в своей речи постоянно упоминал о том, что такая мера была необходима, не забывая поливать грязью невинно убитых. В тот момент люди испытывали животный страх от всего происходящего, и только потому, молча, без лишних волнений приняли сказанное. Никто не хотел повторить судьбу погибших.