Обогнув столы и подойдя к марам, он разжал свою ладонь, встав позади и приняв из рук ведьмы свой кубок. Его взгляд – заинтересованный, чуть насмешливый, пронзал меня насквозь, не давая развязать ленты на груди. Но вот мары осторожно поддели пальцами тонкую полоску чёрной ленты, легко разорвав её и смахнув с плеч лёгкую ткань платья. Я буквально почувствовала на миг, как мой проводник нерешительно замирает, смотря на десятки старых шрамов, что испещряли спину и грудь, руки и ноги, а некоторые из них были настолько глубокими, что казались почти чёрными в свете огня.
Вздохнув, я вдруг резко подалась вперёд, шагнув в пламя и ступив ногой на чёрные угли, присыпанные серым пеплом. На миг стало нечем дышать, и жар захлестнул с головой. Я вдруг с ужасом почувствовала, как пламя начинает лизать кожу, пожирая кисточку хвоста и волосы. Мой взгляд, полный тревоги и почти такого же отчаянья, метнулся в сторону проводника. Но это уже хватило, что бы заметить его растерянный и одновременно гневный взгляд вмиг налившихся алым глаз. Всё пошло не так. Я сгораю, хотя должна была без проблем пройти через костёр. Но… почему? почему я горю?
Мой взгляд упал на руки, уже чёрные от копоти и гари, и только после я вдруг ощутила, что на хвосте смыкается нечто холодное и тяжёлое, так и заставившее вздрогнуть и обернуться. Ровно там, где начиналась кисточка, находился широкий браслет из золота с вкраплениями изумрудов, больше походивший на ползущую вверх змейку с прорисованными чешуйками, что преданными глазами так и смотрела на меня.
Я простояла так долго, нежась в этом тепле и уже не пытаясь разглядеть то, что творилось за стеной постепенно угасающего пламени. Искры оплетали почерневшие от копоти ноги, а огонь словно преклонялся передо мной, постепенно вжимаясь в землю и вырисовывая вокруг десятки рун на выжженной чёрной земле. И надо ли говорить, что раскрыв глаза я первым делом увидела моего проводника. И на его губах играла улыбка победителя. А ведь знал, гадёныш, чем всё кончится. Наверняка его проделки.
— Наслаждайся вечером, — протянув мне моё лёгкое платье и улыбнувшись уголками губ почти что прошептал незнакомец.
Молча взяв из его горячих рук прохладную ткань и накинув на плечи, я уже хотела возразить, как меня окружили красавицы мары. Они что-то напевали, давали отпить из чёрного кубка хмельной крови вперемешку с вином, заплетали волосы в мелкие рыжие косы, вдевали в них бусы и стеклярусы, шептали на уши свои чары и давали забыться. И то, чего больше всего я боялась, случилось. Я забылась. Забылась в этом вихре танцев, в бешеной агонии песен, во взметающихся в ночное небо искр из-под чёрных углей. Забылась в себе, отбросив всю ту неуверенность и невинность, присущую дворцовой ведьме. И эта оказалась самая великолепная ночь из всех прожитых мной когда-то.
Вино вдарило по венам, смешавшись с чарами в крови, с безумными песнями и плясками. Я буквально почувствовала себя лёгким ночным бризом, танцуя на раскалённых углях и выбивая пятками многочисленные искры, не замечая ничего и никого вокруг. И это, надо сказать, было прекрасно. Прекрасно скинуть с себя оковы бремени и дать тёплому ветру вскружить бесшабашную голову, подавшись лишь на одну ночь похоти и страсти. И это стало моей главной ошибкой.
До заката оставалось буквально пару часов, и угли от костра были уже не так горячи, как вначале, а вино начинало постепенно выветриваться из головы. И позорная мысль того, что я ещё тут, больно кольнула разум, заставив так и остановиться, выбив рыжие искры, опалившие изорванный подол платья и тут же погасшие на ткани. Сипло переведя дыхание и вскинув голову, ища прохладный ветерок, я вдруг заслышала шаги, и чья-то крепкая и сильная рука сжала тонкое запястье.
— Пошли, — хрипло произнёс ведьмак, по сравнению с которым я казалось муравьём перед опьяневшим котом. Его золотые глаза задурманила дымка вина, а кожаные штаны оттягивал член.
— Что?.. – испуганно прошептала я, больно ступая на горячие угли вслед за ведьмаком и слушая бешеные удары сердца.
— Я выбрал тебя, — как ни в чём не бывало глухо ответил меднолицый ведьмак, заставив захлебнуться от отчаянья и ярости. Ведьм не выбирают. Выбираем мы! И так было всегда! Так что себе возомнил этот ведьмак?!
Я попыталась вырвать руку, но то ли вино, то ли его мёртвая хватка, вселили в разум жуткую безнадёжность и почти что смирение. И на что я рассчитывала? Что сбегу отсюда, обхитрив традиции и собственный разум? Как же это было наивно. И за эту наивность надо было платить своим изорванным в клочья телом. Но я была ещё не готова это сделать.