И по взгляду дракона я поняла, что так и будет. Со вздохом отдав ему половину водоросли, а себе оставив остальное, я села прямо напротив нашей «жаровни», и без всякого энтузиазма откусила то, что по ощущениям больше походило на резину – жевать это было невозможно. А вот ящер, даже не церемонясь, заглотнул всё, и по его обречённой морде я поняла, что лучше бы он яду выпил, чем жевал эту дрянь.
— Ничего, зато голод утоляет, - попыталась приободрить его я, сплюнув в графин фиолетовую слюну и вновь откусив от этой дряни, при этом чуть не оставив в ней зубы. – Только не глотай. Она тогда вообще… не переварится. Но лет десять ничего есть не придётся. Я где-то читала, что когда у островитян неурожайный год случается, они с лета выковыривают эти водоросли, и на солнце сушится оставляют. А когда зимы приходят, съедают их, и неделями только водой и питаются… но чувствую, в жизнь больше этой дряни не отведаю.
Дракон издал нечто вроде смешка, или просто фыркнул, подойдя к котлу и раскрыв пасть, вывалив лиловый от водорослей язык, с которого тут же стекла в забурлившую воду огненная слюна. Как бы она ещё дыру не проделала.
— Отлично, теперь цветы перемолоть надо, - с облегчением отбросив от себя неприятную водоросль, я потянулась к уже успевшим подсохнуть цветам, как тело вдруг пронзила острая, почти невозможная боль, заставившая задохнуться и повалиться на прохладный пол.
Кожу жгло огнём, словно меня взяли и приковали раскалённой цепью к кресту, а вокруг полыхало пламя, уже поглотившее хвост. Да наверное даже его было не так мучительно терять, как терпеть эту по истине адскую боль! Она буквально заставляла крошить под пальцами камень, закрыв волосами лицо и чувствуя, как ожоги всё больше и больше распространяются на теле. Это было до жути больно, что я даже подумала краешком сознания: а ведь у меня с драконом одна боль на двоих. А что, если и он это чувствует? Чувствует, как я медленно, день за днём, недели за неделями, сгораю?
Какой же силы мне стоило снова открыть глаза и вдруг почувствовать, как боль медленно уходит, словно волна, до этого нещадно лизавшая берег, пропала обратно в море. Неуверенно повернув голову, от чего волосы неохотно соскользнули с лица, я замерла, смотря на нависшего надо мною дракона, на чьей груди, словно выжженный огнём, полыхал знак, хотя сейчас он показался мне не таким ярким, как пару дней назад.
Он точно так же забрал мою боль, как и я его. И в его взгляде я прочитала лишь одно: квиты. Я ему помогла, и он помог мне.
— Не стой над душой, - негромко проворчала я, тяжело вобрав в грудь воздух и вновь сев, подтянув к себе травы и начав их неохотно мять в руках, пока нос не защекотал сладковатый привкус.
Вновь поднявшись на ноги, я окинула свои руки, заметив, как огненные трещины подошли к самым запястьям. Ну и плевать, всё равно как-то терять нечего.
Подойдя к котлу и кинув туда цветы, я выудила из нашего небольшого костра ещё не успевшую обуглиться палку, и сунула в постепенно загустевающее месиво, по цвету больше похожее на чёрный бурлящий уголь с то и дело, что всплывающими голубыми и красными листами цветов. Сказать честно, то зелье я до конца варю впервые, и что из этого выйдет – могу лишь гадать, хотя, и дракон как-то особо сомневается во всей это хиромантии, наблюдая издали и сипло вбирая сладковатый воздух. Это должно его успокоить, и ввести в сон. А во сне все чувства притупляются, и мышцы срастутся куда быстрее, нежели если он будет головой об стену биться.
Наконец, зелье загустело, обратившись во вкусно пахнущую липучку, и подождав, пока котёл охладится, я стащила его с насеста, осторожно подойдя к уже сонному ящеру, что смотрел из полузакрытого века за каждым моим вздохом.
— Будет щипать, хотя в идеале ты тут реветь от боли должен. Но красные цветы притупляют боль, так что это нормально, если ты уснёшь, - негромко произнесла я, присев напротив дракона и уже потянувшись к его ране, как он негромко зарычал, но то ли травы, то ли усталость за все эти дни, мигом свалились на его плечи, заставив даже прикрыть глаза. Ну вот и славно.
Подобравшись как можно ближе, так, что жар чешуи опалил лицо, я взяла в руки вязкую жидкость, что приятно грела руки, и взобравшись на мирно вздымающуюся спину дракона, подобралась к его лопатке. Делать всё пришлось крайне осторожно – пошевелюсь, или я оступлюсь – и тело пронзит один из его острых шипов, а оно мне надо? Так что вновь усевшись на небольшой ямочке между лопатками, я как можно аккуратней опустила в чёрную рану дракона зелье, что заставило тихо зашипеть чешую, а ящера и вовсе вздрогнуть, но не проснуться.