Такой подход отражает саму суть смеха, ибо мы (все же!) смеемся не оттого, что нам весело, отнюдь, — это весело нам становится только оттого, что мы смеемся. Просто прислушайтесь к себе, вспомните… и вы поймете, что я прав. Хоть дело вовсе не в моей правоте (пропади она пропадом!), а в естественной правде самой природы, в целесообразности тех механизмов, которыми она одарила наше сознание. И не ее вина, что многие века мы использовали эти механизмы вхолостую, «по-наркомански», стараясь выжать из них побольше удовольствия, но очень мало при этом позволяя меняться себе.
Нет ничего плохого в смехе вообще, да это здоровски, это чертовски приятно, но давайте все же будем честны перед собой. Секс, например, он ведь не менее приятен, но есть у него еще одна немаловажная задача, и в нужное время мы о ней неизбежно вспоминаем. Так вот — не пора ли и нам о своих «детишках» подумать? Не все же вхолостую кайф-то получать.
Ну, как вы? Согласны «родить»? Я рад за вас. Пусть тогда то, что я делаю с вами, считается прелюдией, а все остальное вы уж как-нибудь без меня, в глубоком интиме, то бишь — в самостоятельной работе. Договорились?
А я, так и быть, прелюдию эту продолжу, постараюсь вас ментально взбудоражить и настроить на грядущий интимный союз с вашим Счастьем.
Говоря о том, что смех — это продукт страдания, мы тем самым утверждаем, что он есть производное от проблемы. Ибо проблема и страдание — суть одно. Но что такое проблема вообще? Что собой представляет то, без чего человеческое большинство не мыслит своего существования?
Для этого самого большинства проблема — это тупик. Это остановка, это то, что напряжно и болезненно, а значит, не нужно. Проблем надо традиционно избегать, их учат обходить стороной, проблема — это то, что хочется переложить на чужие плечи, то, что может сломать и даже угробить, то есть довести до гроба. Но именно нарастание интенсивности и масштабности проблем привело некогда к возникновению у человека механизма смеха. И, по всей видимости, это не случайно. Что же происходит с проблемой, когда человек смеется? А главное — что произойдет с человеком, который смеется в проблеме?
Начнем с того, что проблем в привычном понимании не бывает. Любая проблема — это всего лишь возможность, которая приходит к человеку, когда он готов к переходу в пространство с новым качеством, либо когда он считает, что готов к такому переходу.
Проблема всегда приходит с решением, причем ее истинное решение — это некая подвижка в сознании, только так можно создать проход в искомое пространство. Поэтому только от самого человека, от его внутренней готовности зависит, что он позволит себе увидеть — проблему или проход, и от чего он отмахнется — от возможной болезненности либо от долгожданной возможности.
Но почему проход в новое качество зачастую столь болезнен и устрашающ? Дело в том, что страданием становится любая возможность, которая не устраивает ментал, а его не устраивает многое. Его пугает все, что отсутствует в копилке его опыта, то есть все новое. И он отказывается видеть возможность возможностью, блокируя ее несогласием, в основе которого всегда боль или страх. Так жизнеутверждающая проблема становится мрачным страданием.
Ментал не любит перемен, он предпочитает обжитую, утоптанную (местами вытоптанную) территорию, где ему все знакомо, а значит — безопасно. Проблема же — это гость из другого измерения, пусть совсем немного, но другого. Она напоминает о необходимости изменения и обновления, что для ментала совершенно неприемлемо. Обновление для него равносильно смерти. Он немедленно начинает борьбу за свое выживание, и... мы остаемся прежними. И с нами ничего качественно нового не происходит, и жизнь — живая и изобильная — случается с кем-то другим. А нам достается все та же привычная и нескончаемая борьба.
С проблемой никогда не нужно бороться, в нее нужно просто войти. Войти безбоязненно и по возможности радостно. С распахнутыми руками и открытым сердцем. Так мы открываемся новому пространству, новым возможностям, открываемся Счастью без всяких признаков проктологии. А главное — себе. Если вы решились впустить в себя проблему, если сумели войти в нее — неизбежно вернетесь преображенными. Как Иван-Дурак из котла с кипящим молоком.
— Люблю я это дело... — сладко потягивается Дурак.
Войти в новое пространство можно только сквозь себя самого. Сквозь ту проктологию, которой посвящена эта книга. Представляете, насколько чудовищна и отвратительна эта наша изнанка, если мы шарахаемся от нее, то бишь — от себя, как черт от ладана?