Выбрать главу

Вор насторожился — это было как раз то, о чем он уже предупреждал Заводного.

— И что я должен делать?

— Проследишь, чтобы все это прокрутили через «русский оргазм» в последний раз, чтобы больше такого, как на трассе, не случилось. Полный, тотальный контроль за Заводным. Потом отдаешь прокрученное, получаешь свой законный процент и валишь куда захочешь… Документы и прочие формальности, как всегда, — за мной. А потом не забывай — в Москве осталась твоя малолетняя племянница Наташа, — напомнив о московской племяннице, Прокурор испытующе взглянул на старика — тот сразу же стал угрюмым и печальным. — Так вот, получишь и ее. Как раз в этом году школу заканчивает. Кстати, Сухой, наследник Атаса, тебя ищет по всей Москве… А ведь вражда с тобой досталась ему по наследству. По сути, я делаю тебе «крышу»!.. Или хочешь вернуться в Москву, на раздербан тем отморозкам? Так они тебя ждут…

И хотя предложение Прокурора относительно «русского оргазма» звучало более чем конкретно, и хотя оно имело для собеседника несомненную практическую выгоду (наконец отойти от дел, а заодно — получить свою племянницу Наташу), пахан насторожился: собеседник явно недоговаривает о Заводном. Почему Прокурор обращается с такой просьбой именно к нему, а не к тем, кто стоит за тем бледным наркодельцом? Боится? Не такой это человек, чтобы вообще кого-то бояться: кремлевский истеблишмент высшей пробы, лицо, приближенное к самым что ни на есть заоблачным структурам, вроде Совета Безопасности, руководству ФСБ, МВД и ГУО Президента… Не знает? Не хочет узнать?

При упоминании о «крыше» на лице вора появилось выражение неприкрытого ехидства.

— А вам кто «крышу» ставит?.. — удивительно, но Коттон, несомненный криминальный авторитет, даже в подобных щекотливых вопросах обращался к собеседнику на «вы», несмотря на то, что и был лет на пятнадцать старше. — Или у вас нет своих «кровельщиков»?

Выслушав подколку насчет «крыши», Прокурор ушел от ответа — умно и изворотливо, как это умел делать только он:

— А вот этого ты никогда не поймешь, хотя ответ на поверхности… Ну, так что?..

Коттон колебался долго — наверняка он бы ответил отказом, если бы не упоминание о любимой племяннице Наташе.

— Согласен, — угрюмо произнес он. — Но ты сам сказал: в последний раз, последнее дело. Все, ты сказал, я слышал…

Сделав круг по редколесью, они вновь вышли к шоссе — правда, не к своим машинам, а метрах в ста от них. Макинтош по-прежнему сидел в салоне — вне сомнения, он внимательно следил и за паханом, и за его высокопоставленным загадочным собеседником.

Они уже попрощались, уже пожали друг другу руки. Но в самый последний момент пахан спросил осторожно:

— Послушай… А вот этот человек, Лютый…

— A-а, Максим Нечаев? — перебил Прокурор так, словно бы и ожидал этого вопроса.

— Да, Максим…

— Зачем он тебе? Скучаешь?

— Не то, чтобы скучаю… Просто во всей той истории с Атасом он оказался одним из немногих порядочных людей. А ты его так подставил. Чо — на хозяина пашет, на лагерных шконках вшей собой кормит?

— Подогреть хочешь? — понимающая улыбка заиграла на лице собеседника.

Вор был серьезен:

— Да, грев[2] бы ему не помешал. Так ведь он бывший комитетчик, наверное, на «красную» зону заехал, для бывших мусоров, судей и прокуроров. Есть такая под Нижним Тагилом. И почему вы его так подставили? — в этом вопросе звучало явственно: а уж не подставите ли вы и меня так же, уважаемый Прокурор?

— Ну, насчет «красной» зоны ты угадал лишь частично. А о Лютом ты еще услышишь, — миролюбиво ответил собеседник, пряча усмешку. — И может так статься, что и пожалеешь, что вообще вспомнил о нем. Ну, всего хорошего…

Глава первая

Окраинные варшавские микрорайоны почти не отличаются от московских: те же блочные многоэтажки, те же супермаркеты со стандартным среднеевропейским набором товаров, те же вечно спешащие домохозяйки, те же озабоченные молодые мамы, прогуливающие детей. И по весне грязны эти окраины так же, как какие-нибудь московские Медведково или Бутово: кучи догнивающего мусора, порванные картонные коробки, пустые пластиковые бутылки, жестяные баночки из-под пива, слежавшиеся прошлогодние листья…

В квартире, расположенной именно в таком, до боли знакомом, окраинном районе польской столицы, 11 мая 1994 года происходила нехитрая, но весьма загадочная беседа.

Разговаривали двое.

Первый — небольшого роста, но жилистый, с массивными округлыми плечами, в очень дорогом, но несколько безвкусном костюме, с аляповатым перстнем на толстом волосатом пальце, украшенным брюликом чуть поменьше булыжника, — сидел лицом к окну, и лица его не было видно; словно бы он боялся быть узнанным случайными гостями. Наверное, поэтому обладатель перстня с бриллиантом заметно нервничал: курил, стряхивая пепел не в пепельницу, а на стол, ерзал на месте, не в силах задержать взгляд на чем-то одном, поминутно водил глазами по стенам, столу, письменному прибору на столе; при этом он почему-то тщательно избегал смотреть собеседнику в глаза.

вернуться

2

Грев (жарг.) — материальная поддержка вору.