— Да, — механически ответил Лютый; теперь происходящее представлялось ему иным, нежели он видел его еще несколько минут назад.
— Вскоре на горизонте нарисовалась польская СБ. Это естественно — не проходит и недели, чтобы в польской прессе не писали о «татуированной руке Москвы» и «бандитах из-за Буга». Полякам надо было лишь одно — ликвидировать в стране рассадник наркотиков. И Сухой, и Коттон посчитали за лучшее войти с СБ в контакт — естественно, поляки тут же связались с нами. Если бы не те сто миллионов долларов, которые предполагалось вложить в проект, я бы дал им отмашку, но о «русском оргазме» стало известно… Как бы это выразиться… Многим недобросовестным политикам. Ну, а дальше произошло то, что должно было произойти. Сухарев решил кинуть Коттона, а он, в свою очередь, и его, и людей, вложивших деньги. Варшава, пользуясь нашими наработками, решила подвести двух непримиримых врагов, Сухого и Коттона, к барьеру. Не верите? — не дождавшись ответа, Прокурор достал из кармана диктофончик и нажал на кнопку: Лютый услышал приятный баритон, говоривший по-русски, но с явно иностранным акцентом: «Теперь второй пункт. Этот самый человек со шрамом… Как его там — пан Макинтош? Ту ест назвиско? Фамилия?» И тут же второй голос, показавшийся ему знакомым, нагло ответил: «Какая назвиска… Кличка у него такая… Как у собаки. Скоро деревянный макинтош получит…» «Ну, думаю, все пройдет удачно, — вставил баритон. — Мы ведь оба представляем заинтересованные стороны…»
— Что это?
— Запись беседы офицера польской СБ и гражданина России Сухарева, — невозмутимо прокомментировал Прокурор. — Сделана в Варшаве, на конспиративной квартире Службы Бясьпеки. СБ передала нам все материалы. Дальнейшие события развивались по графику, если не считать существенных мелочей: польский спецназ уничтожил завод-лабораторию в Малкиня, но не учел одного: Сухой, присутствовавший при этом, снял с лабораторного компьютера хард-диск со всей информацией, став, таким образом, полным монополистом. Естественно, если бы у него оказались те сто миллионов, то теперь в газетных киосках да хлебных магазинах торговали бы исключительно розоватым порошком. Заводик был разгромлен, но деньги, на которые рассчитывал Сухарев, не получены… — Прокурор говорил так, словно бы вбивал гвозди в сырую доску. — Деньги были деликатно переданы Коттону, естественно, через Макинтоша — мы сами узнали об этом недавно. Поляки не решились конфисковывать такую огромную сумму: хватило ума догадаться, что это за деньги.
— Они передали деньги Коттону, чтобы не достались Сухому? — резонно предположил собеседник. — Вы не могли этого предвидеть?
— Могли, — хитро улыбнулся Прокурор.
— Не проще ли было их изъять сразу? — Максим никак не мог понять логики происшедшего.
— Нет.
— Но почему?
— Вам рано об этом знать… Всему свое время.
— Так где же деньги? Почему вы думали, что они все-таки могут быть у Сухарева?
— Когда пришло известие о мнимой смерти Алексея Найденко, я подумал: его накрыли, выпытали название банка, где он хранит деньги и ликвидировали. Но, к счастью, я ошибся. К тому же, Алексей Николаевич, и это несомненно — человек куда более достойный, чем эти, — палец говорившего вновь указал наверх. — Далее. Поляки посчитали, что Макинтош знает слишком много и потому ликвидировали его еще в Белостоке. Сухой, поняв, что без денег ему в короткий срок не организоваться, решился на крайние меры: во-первых, похитил племянницу вора, надеясь договориться, а во-вторых — объявил войну крупным московским бандитам, ставившим «крышу» влиятельным финансистам. Ликвидировав их в одном московском ресторане, он переадресовал поборы с фирм и банков на себя. Таким образом он надеялся собрать необходимую сумму: нам же такой ход был, как вы сами понимаете, на руку. Одни бандиты ликвидируют других — что может быть лучше? Максимум результата при минимуме затрат. Видите, Максим Александрович, я с вами предельно искренен.
Да, все было логично — до неправдоподобия. Но это вовсе не значило, что у Лютого не осталось вопросов, скорей, их стало еще больше.
— Но для чего же тогда вы приказали ликвидировать Коттона?!
— Я знал, что он останется жив.
— Как?
— Все очень просто, — казалось, Прокурор ждал этого вопроса. — Рябина… Как вам сказать — это не мой человек. Когда вместо так называемого «13 отдела» организовалась структура «КР», мне его навязали чуть ли не насильно. Я не мог отказаться, но и не мог ему доверять. Понимаете ли, — в голосе говорившего прозвучали доверительные интонации, — есть один человек, кремлевский функционер, который вложил в проект огромные деньги… Думаю, что он поручил Рябине собирать на меня компромат, чтобы держать на коротком поводке. Что тот и делал механически и старательно. Но неумно.