Он размышлял долго — минут десять, не обращая внимания на недавнего собеседника. Привычно вертел на пальце золотой перстень, пучил в пространство рачьи глазки…
— Зама-анчиво…
— Что? — не понял Митрофанов.
— Да это я так…
Наконец, взяв трубку сотового телефона, решительно вдавил кнопки.
— Алло, Штука? Сейчас же все бросай, чтобы через два часа был тут. Возьми с собой две машины с пацанами, дело очень серьезное. Да. Сейчас два часа — чтобы к четырем часам тут был.
До предполагаемой встречи с Алексеем Николаевичем Найденко оставалось ровно пять часов…
Лес, начинавшийся сразу же на краю городка, был полон июльским солнцем — ярким, но каким-то прозрачным. Иногда с верхушек осин и берез падали мелкие желтые листочки, вестники скорой осени.
Лютому было не до красот природы — сидя в салоне автомобиля, он слушал разговор Сухарева с Заводным, боясь пропустить хотя бы одно слово. У Митрофанова было два скрытых микрофончика: один, вшитый за ухом, работал на прием, а другой, замаскированный под пуговицу — на воспроизведение. Это-то и позволяло корректировать слова Заводного — подсказывать, поправлять…
Поправив наушники, Лютый услышал знакомый голос — наглый, с хозяйскими интонациями:
«Сам сюда прикатит?»
«Да». — Заводной говорил односложными, рублеными фразами.
«Один?»
«Этого он не говорил… Говорил лишь то, что хочет переговорить с тобой с глазу на глаз. Тогда и решит — согласиться на твои условия или нет».
Недавний узник «Матросской тишины» говорил складно и вроде бы убедительно — Нечаев почти не подсказывал ему, хотя микрофон для корректировки, прикрепленный к наушникам, был включен.
Лютый и сам не до конца верил в успех: слишком уж недоверчивым был босс самой крутой московской группировки.
Максим успокоился лишь тогда, когда в наушниках прохрипел до омерзения узнаваемый голос:
«Алло, Штука? Сейчас же все бросай, чтобы через два часа был тут. Возьми с собой две машины с пацанами, дело очень серьезное. Да. Сейчас два часа — чтобы к четырем часам тут был».
— Купился-таки… — довольно пробормотал Нечаев, сдирая с головы наушники, и понял отчетливо: теперь все зависело только от него самого…
Взвесив все «за» и «против», Сухарев принял предложение. Впрочем, на шоссе, в нескольких сотнях метрах от места встречи, дежурило на скоростной машине первое звено его «быков» — оно перерезало проезд в сторону столицы. Другое, на такой же машине, отрезало возможное бегство противника в сторону Калуги. Так что и за свою безопасность, и за возможные последствия «терки» с глазу на глаз можно было не беспокоится. Согласится — хорошо, не согласится — еще лучше. Силком возьмут…
Синий «понтиак», сверкнув в лучах заходящего солнца хромированными деталями, остановился на обочине. Сухой, выйдя из машины, осмотрелся — из лесу уже выезжала черная БМВ (Митрофанов передал, что старик появится лишь тогда, когда убедится, что тот прибыл один). Стекла «бимера» были тонированы и потому разобрать, кто сидел за рулем, сколько человек приехало в машине и вообще — тут ли Коттон, было невозможно.
Напустив на себя вид человека, оторвавшегося от важного дела ради пустяков, как и положено авторитету его калибра, Сухарев шагнул вперед. «Бимер» остановился, не доезжая до его машины метров десять и два раза коротко мигнул фарами — мол, подойди поближе.
Сухой смело пошел навстречу — сквозь лобовое стекло он заметил водителя; лицо его показалось знакомым, но владелец «понтиака» даже не задумался — где он мог видеть этого человека…
Чего ему тут, в собственной вотчине, опасаться?!
Однако дальнейшие события показали, что опасаться, несмотря на все принятые меры предосторожности, все-таки следовало: едва авторитет поровнялся с водительской дверкой, та резко открылась — несмотря на свое дородство, Сухарев потерял равновесие, вмиг оказавшись на пыльной обочине. Спустя несколько секунд водитель уже крутил ему руки, а еще через мгновение на широких запястьях авторитета щелкнули наручники.
Как ни странно, но Сухой даже не успел удивиться — когда водитель БМВ перевернул его на спину, он лишь произнес:
— Ну, ты себя приговорил… — однако узнав Лютого, того самого оперативника из расформированного «13 отдела», посмотрел на него немного оторопело.
А Лютый уже тащил упиравшегося Сухого в салон.
— Почему это приговорил? — спросил он деловито, доставая из-под сидения прозрачный двухлитровый баллон из-под кока-колы; в нем бултыхалась какая-то розоватая жидкость.