— Нет, не боялся, — честно ответил я. — И даже не думал о том, что кто-то будет меня за это преследовать.
Вернусь к Овдиенко. Я даже не задумывался о каких-либо плохих для меня последствиях, если буду настаивать перед прокурором об освобождении Овдиенко и о прекращении его дела за «отсутствием состава преступления».
— Как будто мы подходим к финишу, уважаемый товарищ, — сказал я Овдиенко.
Он вздрогнул, потом прошептал: «За два года меня впервые так назвали».
Я еще не мог ему сказать, как предполагал поступить в дальнейшем с его делом, хотя мне очень хотелось высказать свои мысли. Сказав конвоирам, чтобы они ожидали моего возвращения, я быстро пошел с делом к Давиду Евсеевичу.
— Прошу разрешения окончательно доложить дело Овдиенко.
— Но ведь прошел только один месяц. Неужто успел все сделать?
— Да, по-моему все ясно. Овдиенко ни в чем не виновен и его надо освободить из-под стражи, а дело прекратить.
— Что-то очень быстро к такому решению пришли, товарищ следователь.
— Он, Давид Евсеевич, ни в чем не виновен.
— Не виновен, говоришь? — прокурор выдержал паузу, как бы раздумывая над тем, что я сказал. — Вот что, дорогой, я давно уже хотел поговорить с тобой об этом деле. Но откладывал разговор, чтобы проверить самого себя и ни в коем случае не влиять на твое решение. — Давай-ка вместе еще раз допросим Овдиенко: хочу задать ему несколько вопросов.
Когда мы вошли в кабинет, Овдиенко встал.
— Сидите, сидите, — сказал Давид Евсеевич, — и сел за стол. Он спросил у Овдиенко:
— Ответьте мне откровенно: могли вы как заместитель главного инженера отказаться от строительства бараков?
— Нет, ни в коем случае.
— Еще один вопрос: кроме вашей в других организациях тоже строили бараки по этим проектам?
— Да! Во всех.
— Отступление от проектов было допущено?
— Нет.
…Вернувшись в кабинет Качурина, мы долго разбирали материалы дела, читали и еще раз перечитывали их.
Подняв усталые глаза, Давид Евсеевич внимательно посмотрел на меня и сказал:
— Пиши постановление об освобождении. Я тебе говорил, что хотел проверить себя и принять решение наверняка. Потому что могут найтись умники, которые будут жаловаться на прокурора, а мне не хотелось бы еще раз возвращаться к этому делу. Ясно, мой заместитель допустил ошибку, когда давал санкцию на арест еще тогда, в 1937 году. Пиши постановление и немедленно.
Я стремглав вылетел из кабинета прокурора. Потом взял себя в руки и спокойным уверенным шагом зашел в свой кабинет. Овдиенко сидел, положив голову на стол. Он дремал. Конвоиры переминались с ноги на ногу.
— Иван Иванович, где ваша семья?
— Жена уехала к родным в Саратов, там и сын. А почему вы заинтересовались моей семьей? — спросил Овдиенко с удивлением.
— Интересуюсь, куда вы направитесь, когда будет подписано постановление об освобождении вас из-под стражи.
Не успел я договорить, как Овдиенко закрыл лицо руками, плечи его вздрагивали, поседевшая голова покачивалась. Потом он попросил, чтобы зашел прокурор, и, когда появился Давид Евсеевич, Овдиенко молча крепко пожал ему руку.
…Позже я встретил Ивана Ивановича Овдиенко во время боев в районе Халхин-Гола. Это было в начале июня 1939 года незадолго до начала очередной атаки японцев.
Поздоровались, присели у подножья бархана, вспомнили о том, о сем, в том числе и о его аресте.
— А ведь как ни тяжело мне было, я верил, что разберутся. Меня эта вера не покидала все время, хотя, конечно, было трудно, очень трудно…
Потом я слышал, что Овдиенко отважно сражался в Великую Отечественную войну и погиб в 1941 году смертью храбрых, защищая Советскую Родину.
…Горайко замолк. Мимо окон поезда проплывали брянские леса, и он начал негромко напевать известную песенку о шумящем брянском лесе…
II
Глядя в темноту ночи, Горайко несколько минут молчал и возобновил свой рассказ о делах далекого и недалекого прошлого.
— Вспоминаю и другой случай, уже значительно поздний, когда мне пришлось работать прокурором на западе нашей Родины.
Как-то в городе Днестровске произошли два исключительно дерзких преступления. В разное время были убиты два человека. Все было загадочно и сложно. А так как преступления не были раскрыты, в народе пошли разговоры, весьма для нас нелестные. Следствие я поручил провести прокурору-криминалисту Александру Александровичу Чепурному.