Джордж Кашинг, хозяин отеля, которому, кстати, Селби был обязан тем, что тот предоставил номер для штаба выборной кампании, подошел к прокурору с приятной улыбкой на лице. Кашингу едва перевалило за пятьдесят, он пытался держаться с утонченностью преуспевающего представителя высшего света из крупного города. На нем был тщательно отутюженный темно-синий костюм из тонкой шерстяной ткани, сшитый хорошем портным. Покрой и стиль, правда, были рассчитаны на человека лет на двадцать моложе. Под тусклыми, выцветшими глазами Кашинга. заметно обозначились мешки. Кожа выглядела- так, как будто ее никогда не обжигал холодный ветер и не ласкали яркие солнечные лучи. Однако взгляд этих тусклых, выцветших глаз мог быть холоден и напорист. Десять лет в гостиничном бизнесе приучили Кашинга не уступать в своих требованиях.
— Послушай; Дуг, — начал Кашинг, — он умер своей смертью. Понимаешь? Это не самоубийство. Конечно, он принял снотворное, но это абсолютно не связано с печальным концом.
— Как его зовут? — спросил окружной прокурор.
— Преподобный Чарльз Брауер. Он прибыл из Милл-бэнка в Неваде. Я не хочу, чтобы это оказалось самоубийством. Такой поворот событий придаст печальную известность отелю.
Шагая к лифту, Селби еще надеялся, что у Кашинга хватит такта по крайней мере воздержаться от упомйна-ния о своем вкладе в избирательную кампанию, однако когда открылась дверь кабинки, тот коснулся своими пухлыми пальцами с тщательно ухоженными ногтями рукава прокурора:
— Ты же знаешь, что я сделал, все для вашего успеха во время выборов, и мне бы хотелось, чтобы вы тоже иногда шли мне навстречу.
Селби кивнул в ответ.
— Номер триста двадцать первый, — сказал Кашинг и помахал лифтеру, разрешая закрыть дверь.
На третьем этаже Селби без труда нашел триста двадцать первый номер. Он постучал в дверь, из-за которой раздался голос Брэндона:
— Дуг, это ты?
— Да.
— Проходи через триста двадцать третий. Дверь от- крыта/
Селби вошел в соседний номер. Это было типичное гостиничное помещение. Дверь, ведущая в триста двадцать первый номер, была широко распахнута, длинная металлическая полоса под ручкой, прикрывающая замок, сорвана.
— Входи, Дуг, — позвал Брэндон.
Селби прошел в номер. Маленький пастор покоился на кровати, на его уже похолодевшем лице было странно задумчивое выражение. Глаза закрыты, челюсть слегка отвисла, и, как это ни удивительно, после смерти в нем было больше достоинства, чем при жизни. Дверь оказалась закрытой и припертой стулом так, что его спинка не давала ручке повернуться.
Отто Ларкин, начальник полиции и обладатель густого баса, торопливо приветствовал окружного прокурора..
— Ничего не тронуто, все в том же виде, как было тогда, когда его обнаружили, — заверил он. — Постоялец попросил разбудить его в десять. Телефонист на коммутаторе неоднократно пытался дозвониться, но ответа не получил. Коридорный безуспешно стучал в дверь. Парень попытался ее открыть, но убедился, что дверь чем-то приперта изнутри; Тогда он посмотрел через фрамугу и увидел, что гость лежит на кровати. Коридорный его окликнул два или три раза — безуспешно. Ухитрившись просунуть голову внутрь, парень заметил, что дверь подперта стулом. Был извещен Кашинг, который и распорядился проникнуть сюда через триста двадцать третий номер. На-соединяющих номера дверях запоры с обеих сторон, отсюда и следы взлома.
Послушайте, что я скажу, Селби. Я друг Сэма Роупера и поддерживал его в избирательной кампании. Вам это известно. Вы не можете меня осуждать — я работал с ним бок о бок четыре года. Но теперь, когда вы, ребята, заняли контору, я хочу работать в одной упряжке с вами. Это наше первое дело, и мне бы не хотелось, чтобы Злопамятность вносила дисгармонию в наши отношения. Я собирался навестить вас обоих, но пока не имел возможности. Нам есть о чем потолковать.
— Хорошо, — ответил Селби, — мы обсудим все в подходящее время и в подходящем месте. А что это за листок в пишущей машинке? Предсмертная записка?